– Сколько лет было убитому? – спросил Галлуццо.

– Шестьдесят три.

– Мир его праху! – сказал полицейский, восхищенно присвистнув.

Ванная была под стать темно‑зеленой комнате: сверкающая, оснащенная биде, ванной с душем и огромным зеркалом, в котором можно было увидеть себя с головы до пят.

Они вернулись в первую комнату, порылись в ящиках письменного стола, открыли несколько папок. Самые свежие письма оказались трехлетней давности.

Этажом выше, в офисе нотариуса Каннателло, послышались шаги. Нотариуса нет на месте, сообщил им тощий и печальный секретарь лет тридцати. Он сказал, что бедный синьор Лапекора приходил в контору просто чтобы скоротать время. В эти дни там убиралась красивая туниска. А, вот еще он вспомнил: в последние месяцы довольно часто его навещал племянник – так по крайней мере представил его бедный синьор Лапекора, когда однажды они столкнулись в дверях. Лет тридцати, брюнет, высокий, хорошо одет, ездит на БМВ цвета серый металлик. Он, должно быть, много жил за границей, этот племянник, потому что говорит с чудным акцентом. Нет, о номере машины он ничего не может сказать, не обратил внимания. Вдруг он переменился в лице, словно смотрел на собственный дом, разрушенный землетрясением. Насчет этого преступления у него есть свое мнение, сказал секретарь.

– То есть? – поинтересовался Монтальбано.

Наверняка это сделал обычный молодой отморозок, которому не хватило денег на наркотики.

Снова спустившись на первый этаж, Монтальбано позвонил из конторы синьоре Антоньетте.

– Извините, почему вы мне не сказали, что у вас есть племянник?

– Потому что у нас нет племянников.

– Возвращаемся в контору, – сказал Монтальбано, когда они были уже в двух шагах от комиссариата.

Галлуццо не решился даже спросить, что они там потеряли. В ванной рядом с темно‑зеленой комнатой комиссар уткнулся носом в полотенце, глубоко вдохнул и принялся что‑то искать в тумбочке возле раковины. Извлек оттуда пузырек с духами «Volupte» и протянул его Галлуццо:

– Подушись.

– Что надушить?

– Задницу, – последовал неминуемый ответ.

Галлуццо плеснул немного духов себе на щеку. Монтальбано придвинулся поближе и понюхал. Все сходилось, это был тот же аромат жженого сена, который он почуял в кабинете в квартире Лапекоры. Для верности он принюхался еще раз.

Галлуццо улыбнулся:

– Доктор, если нас тут увидят, так ведь… черт‑те что подумают.

Не ответив, комиссар подошел к телефону.

– Алло, синьора? Извините, что я вас снова беспокою. Ваш муж пользовался духами? Нет? Спасибо.

В кабинет Монтальбано вошел Галлуццо.

– Пистолет Лапекоры был зарегистрирован восьмого декабря прошлого года. Так как у него не было разрешения на ношение оружия, он мог только хранить его дома.

«Что‑то, – подумал комиссар, – его не на шутку беспокоило в последнее время, если он решил купить оружие».

– Что будем делать со стволом?

– Пусть здесь лежит. Галлу, вот тебе ключи от конторы, ступай туда завтра рано утром, зайди внутрь и жди. Постарайся, чтобы тебя никто не видел. Если туниска не знает, что произошло, завтра, в пятницу, придет, как обычно.

Галлуццо поморщился.

– Вряд ли она не знает.

– Почему? Кто ей скажет?

Комиссару почудилось, что Галлуццо отчаянно пытается уклониться от темы.

– Ну знаете, как это бывает, ходят слухи…

– Уж не ты ли, случаем, проболтался своему шурину‑журналисту? Смотри мне, если это так…

– Комиссар, клянусь вам, ничего я ему не говорил.