Зуга и бушмен зарезали лошадей, освежевали их, бросили в реку
отравленное мясо, а шкуры разрезали на длинные ремни. Никто не думал
передохнуть хоть минуту, никто не думал о голоде, который уже давал себя
чувствовать, никто не обращал внимания на надвигавшиеся густые тучи, на
гулкие раскаты грома, на первые крупные капли дождя. Все работали, как в
лихорадке. Стихии разбушевались со всей яростью, которая им свойственна.
Но, несмотря ни на что, плот был сколочен. Однако пуститься в плавание
немедленно было бы большой неосторожностью: ночь стала непроницаемо
темной, густые тучи повисли на верхушках деревьев. Раскаты грома были
оглушительны, и тысячи молний полосовали свинцовую воду реки; буря трепала
густые заросли. Дождь превратился в ливень - один из тех ливней, каких
жители наших широт и вообразить не могут. Это было нечто такое, как если
бы где-то наверху вылетело дно водоема площадью в двадцать пять квадратных
миль.
От такого притока воды река немедленно вздулась. Еще несколько минут, и
ливень вызвал бы наводнение. Вода уже и так поднималась на глазах, и при
вспышках молний было видно, что она течет все быстрей и быстрей. Надо было
поскорей двинуться вперед. Если на ходу вас может опрокинуть волна, то
оставаться на месте еще опасней: каждую минуту можно погибнуть в потоке,
который расшвыривает вырванные деревья.
Альбер стоял на середине плота. Рядом с, ним был миссионер, как всегда,
непроницаемый и мрачный. Сюртук прилипал у него к костлявому телу. Впереди
и позади находились оба негра, вооруженные длинными шестами. Управление
утлым плотом они взяли на себя. Жозеф и мастер Виль оставались еще на
берегу и собирались тоже занять места на плоту.
В это время раздался раскат грома, способный заглушить залп двадцати
батарей, и разогнал тучу. Необычайной силы ураган выворачивал деревья, они
с шумом валились, и плот, внезапно оторвавшись, полетел стрелой среди
всяких обломков, которые уносила река.
Полицейский, который держал сплетенный из лиан канат, упал. Он заметил
при этом, что канат не порвался, а перерезан острым ножом. Мастер Виль
стал ругаться крепкими матросскими словечками. Крик бешенства вырвался
одновременно и у Жозефа, который увидел, что плот ушел в чернеет вдали на
свинцовой поверхности реки. Никаких сомнений: они с мастером Вилем
остались на твердой земле, в то время как его друг покачивался на зыбких
бревнах, уносимых потоком.
В это время миссионер быстро оглядел всех, убедился, что негры, занятые
своим опасным делом, не заметили странного движения, которое он сделал в
момент отплытия, спокойно сложил нож, который держал в руке, опустил его в
карман и снова застыл в неподвижности.
Странно: Альбер как будто ничего не видел. Он был равнодушен к разгулу
стихий. Он сидел на корточках, обхватив голову руками, и даже не замечал
отсутствия двух своих спутников. Он даже не чувствовал, как бурный поток
бросал его плот из стороны в сторону.
Миссионер был заинтригован этим его оцепенением и дотронулся до его
плеча. |