— Эти сэндвичи восхитительны, — сказала женщина справа женщине слева. Или, может быть, ему.

— Они из ресторана Клариссы, — автоматически ответил Гэнси. — Огурцы местные.

«Ронан взял мою машину».

В этот момент воспоминание о Ронане и его отвратительной улыбочке не казалось сильно отличающимся от Джозефа Кавински и его соответствующей грязной ухмылки. Гэнси пришлось себе напомнить, что у них есть очень существенные различия. Ронан был сломлен, Ронан излечился, у Ронана есть душа.

— Я так довольна стремлением поддержать местную пищу, — сказала женщина справа, наверное, женщине слева. Или, может быть, ему.

Ронан обладал очарованием. Просто оно было глубоко зарыто.

Очень глубоко.

— На вкус свежие, — добавила женщина слева.

Дело в том, что Гэнси знал, что происходило по пятничным вечерам, когда БМВ Ронана возвращалась с запахом горелых под давлением тормозов и сцепления. И он поэтому забрал ключи от Камаро с собой, когда уезжал. Так что это не было сюрпризом.

— И правда, преимущества здесь в снижении затрат на топливо и транспортировку, — произнес Гэнси, — это передается потребителю. И на окружающую среду.

Но что он имел в виду под «разбил»?

Мозг Гэнси был перегружен. Он чувствовал, как его синапсы убивают друг друга.

— Можно только гадать о потерянных рабочих местах в грузоперевозках, — сказала женщина справа. — Передай сахар, будь любезен.

Передавай привет твоей маме?

— Я, конечно, чувствую, что есть необходимость местной инфраструктуры в обработке, и продажа продукции приведет к нулевым потерям рабочих мест, — рассуждал Гэнси. — Самой большой проблемой будет регулирование ожиданий людей в связи с сезонностью производства, которое они ожидают круглый год.

Отключка.

— Возможно, ты прав, — согласилась женщина слева. — Хотя мне нравятся персики зимой. Я тоже возьму сахар, если не возражаешь?

Он передал чашу комковатого рафинированного коричневого сахара от женщины справа женщине слева. Через стол Хелен активно показывала на сливочник, выполненный в виде лампы джина. Она выглядела свежо, как диктор новостей.

Подняв глаза, она поймала взгляд Гэнси, затем промокнула уголки губ салфеткой, сказала что-то своему собеседнику и встала. Она указала на Гэнси и махнула в сторону двери на кухню.

Гэнси извинился и присоединился к ней на кухне. Это была единственная часть дома, которая не была отремонтирована за последние два десятка лет, здесь всегда было темно и неопределенно пахло луком. Гэнси остановился у кофе-машины. У него тут же возникло отдаленное воспоминание о его гламурной матери, помещающей термометр кувшина для молочной пены ему под язык, чтобы измерить температуру. Время ощущалось неуместным.

За Хелен захлопнулась дверь.

— Что? — тихо спросил он.

— Ты выглядишь так, будто бы потратил свой последний чек радости.

Он прошипел:

— Что же это значит?

— Не знаю. Я просто проверяю.

— Ну, это не сработает. Не имеет смысла. И в любом случае, у меня множество чеков радости. Целый вагон.

Хелен спросила:

— Что там случилось, в твоем телефоне?

— Очень маленькое списание со счета радости.

Улыбка его старшей сестры ярко засияла.

— Видишь, работает. А теперь, тебе было нужно или не нужно убраться из той комнаты?

Гэнси слегка наклонил голову, подтверждая. Братья и сестры Гэнси хорошо знали друг друга.

— Всегда пожалуйста, — сказала Хелен. — Дай мне знать, если тебе понадобится подписать чек радости.