Изменить размер шрифта - +
Командиром был тогда майор Рогелль. «В чем дело?» — спросил он Пеха, а тот выпалил: «Осмелюсь доложить, господин майор, в Нижнем Боусове шесть ярмарок». Ну, здесь майор Рогелль на него заорал, затопал ногами и немедленно приказал отвести его в военный госпиталь в отделение для сумасшедших. С той поры стал из Пеха самый что ни на есть последний солдат — не солдат, а несчастье.

— Солдат воспитать дело нелегкое, — сказал, зевая старший писарь Ванек. — Солдат, который не был ни разу наказан на военной службе, — не солдат. Это может в мирное время так было, что солдат, отбывший свою службу без единого наказания, потом имел всякие преимущества на гражданской службе. Теперь как раз наоборот, те самые солдаты, которые в мирное время не выходили из-под ареста, на войне оказались самыми лучшими солдатами. Помню я рядового из 8-й маршевой роты Сильвануса. У того, бывало, что ни день — то наказание. Да какие наказания! Не стыдился украсть у товарища последний крейцер. А когда попал в бой, так первый прорвал проволочные заграждения, трех взял в плен и одного тут же по дороге застрелил, за то будто, что не внушал ему доверия. Он получил большую серебряную медаль, нашили ему две звездочки и, если бы его потом не повесили под Дуклой, был бы он уже давно взводным. А не повесить его никак нельзя было. После боя раз вызвался он итти на рекогносцировку, а патруль другого полка застиг его за обшариванием трупов. Нашли у него часов штук восемь и много колец. Повесили его у штаба бригады.

— Из этого видно, — глубокомысленно заметил Швейк, — что каждый солдат сам должен завоевывать себе положение.

Раздался телефонный звонок. Старший писарь подошел к телефону. Даже со стороны можно было разобрать голос поручика Лукаша, который спрашивал, что с консервами. Затем последовал нагоняй.

— Правда же их нет, господин обер-лейтенант! — кричал в телефон Ванек. — Откуда им там взяться, это только фантазия интендантства. Совсем напрасно было посылать туда людей. Я хотел вам телефонировать. Я был в кантине? Кто сказал? Повар-оккультист из офицерской кухни? Действительно я позволил себе туда зайти. Знаете, господин обер-лейтенант, как назвал этот самый аккультист всю панику с консервами? «Ужас нерожденного». Никак нет, господин обер-лейтенант, я совершенно трезв. Что делает Швейк? Он здесь. Прикажете его позвать?.. Швейк к телефону, — крикнул полковой писарь и шопотом добавил: — Если вас спросит, в каком виде вернулся, скажите, что в полном порядке.

Швейк у телефона:

— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, у телефона Швейк.

— Послушайте, Швейк, как обстоит дело с консервами?

— Нет их, господи обер-лейтенант. Ни слуху, ни духу о них нет!

— Я желал бы, Швейк, чтобы вы, пока мы в лагере, по утрам являлись ко мне с рапортом. Когда же тронемся, вы все время будете находиться около меня. Что вы делали ночью?

— Был всю ночь у телефона.

— Были какие-нибудь новости?

— Были, господин обер-лейтенант,

— Швейк, не валяйте опять дурака. Сообщали что-нибудь важное, срочное?

— Так точно, господин обер-лейтенант, но только к девяти часам.

— Что же вы сразу мне об этом не доложили!

— Не хотел вас беспокоить, господин обер-лейтенант, не смел об этом и помыслить.

— Так говорите же, — чорт вас дери! — что предстоит в девять часов?!

Телефонограмма, господин обер-лейтенант.

— Я вас не понимаю.

Я это записал, господин обер-лейтенант. Примите телефонограмму. Кто у телефона? Есть. Читай…

— Чорт вас побери, Швейк! Мука мне с вами… Скажите мне содержание или я вас так тресну, что… Ну?!

— Опять какое-то совещание, господин обер-лейтенант, сегодня в девять часов утра у господина полковника.

Быстрый переход