Яков пошел к двери, потом обернулся и добавил:

— А вы Машу-то все-таки не упускайте. Золотые монеты на дороге не валяются. А мысельки всякие — они ведь приходят и уходят, как муравьи, сыт ими не будешь, — и снова подмигнул мне.

Спустя некоторое время, когда я уже заварил целительный зеленый чай Тегуаньинь, на кухне появился Алексей.

— Не хотел вам мешать, — сказал он. — Чувствовал, у вас какой-то интересный разговор.

— Ничего существенного, — ответил я. — Зато звонила Ольга Ухтомская. Сама нарисовалась. Через час мы должны с ней встретиться в Кремле. То есть у Кремля. Ну, ты понял.

— Надо будить Машу.

— Пусть спит. Отправимся на встречу без нее. Еще неизвестно, что из всего этого выйдет. Нам лучше прийти пораньше, так что собирайся.

— А я готов. Чаю только попью.

Пока мы сидели за столом, выполз физик-ядерщик с бахаистским уклоном. Всем своим всклокоченным видом и застывшей в глазах думой он напоминал какого-то древнего философа после пира.

— Вот я уже четвертый год на паперти, — обратился он к Алексею, при церковных вратах, а к вере так и не пришел, почему? Напротив, то к кришнаитам загляну на огонек, то в Сторожевую башню к иеговистам, то Аум Сенрике подвернется под руку, теперь вот Бахай-сингх спать не дает спокойно, в башке сидит, как заноза.

— Ага, потому-то так и храпишь, — усмехнулся я.

— И все же. Ведь Бог един? Почему религий много?

— Бог триедин, — поправил Алексей. — Отец, Сын и Дух Святой, Животворящая Троица. Все остальное — от лукавого. Башни на песке извечного врага Господа, которые подобно Вавилону могут пасть в мгновение ока, стоит только дунуть как следует. И падают, но сатана тут же подсовывает новую игральную колоду карт, для искушения. Но выиграть у него в этот покер нельзя, даже не садись за стол. А гони шулера и обманщика прочь.

— Но ведь и в христианстве много течений-конфессий. Как тут разобраться? Вроде все они хороши. У православных — красочное благолепие, католики во время богослужения сидят, что весьма удобно, англикане независимы от папы, протестанты о материальном достатке заботятся…

— Есть такая современная притча, — ответил Алексей. — Звучит объясняюще. Когда Христа распяли, то с ним, в горе и страдании, до последней минуты оставались истинные верующие, которые до сих пор хранят Его Единую Апостольскую Соборную Церковь. Но некоторые устали ожидать, отошли в сторонку и сели на камни передохнуть. Как будущие католики. А первые протестанты и вовсе вернулись в Иерусалим и начали скупать дома с видом на Голгофу, чтобы брать потом за них арендную плату с паломников. Боялись опоздать. У них и сейчас считается, что если ты беден — значит, тебя Бог наказывает, а коли богат или провернул удачную сделку — то любимый сын Господа.

— Гм-м… Забавно. Ну а сам-то ты, праведник, как пришел к вере? — спросил Владимир Ильич, отпивая чай.

— Какой же я праведник? — возмутился Алексей. — Даже слышать такое вредно. Пришла одна бабушка на исповедь и говорит: У меня, батюшка, грехов-то уже и не осталось вовсе. Он ей отвечает: А чего пришла тогда? Ступай отсюда, святая, — и крестом по горбу напутствовал, для вразумления. Даже самые святые угодники Божии считали себя недостойными по грехам своим, огорчались и плакали, когда их превозносили за подвижничество. А уж какие столпники и молитвенники были! Серафим Саровский три года провел коленопреклоненно на камне, в неустанной молитве. Симеон Дивногорец с шести лет от роду начал поститься. Макарий Александрийский только одними сухариками всю жизнь и питался.