Я пожал мальчику руку, а скверная девчонка чмокнула его в щеку.

– Нет уж, больше я не буду играть с тобой в шашки, с меня хватит, – сказала она.

– Знаете, а я придумал игру поинтереснее, – стал на ходу сочинять я. – Давайте приготовим Элене и Симону такой сюрприз, чтобы они его в жизни не забыли. Разыграем сценку, о которой они будут помнить до конца своих дней. Хочешь, Илаль?

Мальчик настороженно ожидал продолжения, не отвечая ни да, ни нет. Я стал объяснять свой план, тут же додумывая отдельные детали, а он с интересом слушал, слегка оробев, не в силах отказаться, потому что его одновременно и привлекал, и пугал мой замысел. Наконец я изложил свой план, а он еще несколько минут сидел молча, переводя взгляд со скверной девчонки на меня.

– Ну и что ты по этому поводу думаешь, Илаль? – настойчиво спросил я все так же по‑французски. – Устроим Элене и Симону сюрприз? Уверяю тебя, они это на всю жизнь запомнят.

– Ладно, – тоненьким голоском проговорил Илаль и кивнул. – Мы им устроим такой сюрприз.

Все было исполнено так, как я задумал, в первый раз услышав голос Илаля. Вскорости Элена пришла за мальчиком, и мы пригласили их троих – ее, Симона и Илаля – снова заглянуть к нам после ужина: якобы у нас есть очень вкусный торт, и мы хотим их угостить. Элена немного помялась, но обещала зайти, только ненадолго, потому что иначе наутро ей будет трудно разбудить соню Илаля. Я выскочил из дома и со всех ног кинулся в кондитерскую на улице Бурдонне, рядом с Военной школой. К счастью, она была еще открыта. Я купил торт – горы крема, а сверху несколько крупных и очень красных клубничин. Мы были так взбудоражены, что едва притронулись к диетическому блюду – рыбе с овощами, – которые теперь я ел вместе со скверной девчонкой.

Когда явились Симон, Элена и Илаль–уже в тапочках и халатах, – их ждал кофе и разрезанный торт. По лицу Элены я сразу понял, что какие‑то подозрения у нее в голове бродят, Симон же, наоборот, больше думал о недавно прочитанной статье русского ученого и диссидента, поэтому ничего вокруг не замечал и рассказывал нам, пачкая бороду приторно сладким кремом, что русский только что побывал в Институте Пастера и произвел сильное впечатление на всех сотрудников – своей скромностью и мощным интеллектом. И тут, следуя идиотскому сценарию моего изготовления, скверная девчонка спросила по‑испански:

– Как вы думаете, на каких языках говорит Илаль?

Симон и Элена замерли, вылупив глаза и словно спрашивая: «Что здесь происходит?»

– Я думаю, что на двух, – вступил я. – На французском и испанском. А вы как считаете? На каких языках говорит Илаль? Как по‑твоему, Элена? А твое мнение, Симон?

Маленькие глазки Илаля перебегали с родителей на меня, с меня на скверную девчонку и снова на родителей. Он был очень серьезен.

– Ни на каких, – пробормотала Элена, глядя на нас и стараясь не поворачивать головы в сторону мальчика. – Пока, по крайней мере.

– А я думаю, что… – произнес Симон и замолк, досадливо прося взглядом, чтобы мы подсказали, что он должен ответить.

– Вообще‑то дело вовсе не в том, что мы там себе думаем, – перебила его скверная девчонка. – Главное, что скажет Илаль. Ну‑ка, Илаль, что ты скажешь? На каких языках ты говоришь?

– Говорит французский, – произнес тоненький и писклявый голосок. И после очень короткой паузы, сменив язык: – Илаль говорит по‑испански.

Элена и Симон смотрели на него, не в силах вымолвить ни слова. Кусок торта, лежавший на тарелке, которую Симон держал в руке, сполз и шлепнулся ему на брюки. Мальчик засмеялся, прикрыв рот ладошкой, он указал на ногу Симона и воскликнул по‑французски:

– Ты пачкаешь брюки!

Элена вскочила и, встав рядом с мальчиком, глядела на него с восторгом и одной рукой водила по его голове, а другой – по губам, снова и снова – так благочестивая прихожанка гладит изображение своего святого покровителя.