С невероятным усилием он оторвался от чтения, закрыл тетрадь и вскинул наконец глаза на сына. Да, Фончито был здесь, и его прекрасное, ангельское лицо было обращено к нему. "Наверное, так и выглядел Люцифер", – подумал он, поднося к губам пустой стакан в тщетной надежде найти там хоть каплю.

По тому, как зазвенело стекло о зубы, он понял, как сильно дрожит его рука.

– Что это значит, Альфонсито? – выговорил он с трудом: болели язык, скулы, челюсти, собственный голос показался чужим.

– Что, папочка?

Мальчик посмотрел на него непонимающе.

– Что значат эти… выдумки? – запинаясь от заполнившего душу смятения, спросил он. – Ты что, с ума сошел? Как ты мог… как тебе в голову могли прийти такие гадости?

Он замолчал, потому что не знал, что говорить дальше, и чувствовал отвращение и страх от уже сказанного. Лицо мальчика погасло, погрустнело… Он глядел на отца все так же непонимающе и теперь уже чуть страдальчески и растерянно, но без тени испуга. Так прошло несколько секунд, и дон Ригоберто услышал слова, которые ждал всем своим замирающим от ужаса сердцем:

– Я ничего не выдумывал, папочка. Это все – чистая правда, все так и было на самом деле.

В этот миг – то, что он настал не раньше и не позже, дон Ригоберто счел роком или Божьим промыслом, – внизу отворилась входная дверь и послышался мелодичный голос Лукреции, здоровавшейся со швейцаром. Он еще успел подумать, что замечательный, ни на что не похожий, создаваемый им так реалистично и усердно ночной мир воплощенных снов и отпущенных на волю желаний лопнул, как мыльный пузырь. И сейчас же затравленное и оскорбленное его воображение в отчаянии нарисовало ему другую картину: вот он, одинокий человек, живущий в целомудрии и чистоте, отрешившийся от любых вожделений, победивший всех бесов любострастия и похоти. Да-да, это он. Отшельник, пустынник, угодник, ангел, архангел, трубящий в небесную трубу и нисходящий с благой вестью к безгрешным девушкам.

– Ну, здравствуйте, здравствуйте, господа взрослые и маленькие, – пропела с порога донья Лукреция.

Ее лилейная рука послала отцу и сыну воздушный поцелуй.

14. Розовый юноша

Полуденный зной сморил меня, и я не почувствовала его прихода. Но когда открыла глаза – он уже был тут, стоял рядом, в розоватом свете. Да вправду ли стоял? Да, он не приснился мне. Должно быть, вошел через заднюю дверь, родители никогда не запирают ее, а может, перескочил через садовую ограду, такую низенькую, что ее одолеет любой мальчуган.

Кто он? Не знаю, но уверена, что он был здесь, на этой галерейке стоял передо мной на коленях. Я видела и слышала его. Он только что ушел. Ушел или растворился в воздухе – как правильней сказать? Я не знаю, зачем он стоял на коленях, но уж, наверное, не в насмешку. С самого начала он вел себя так нежно и почтительно, так покорно и смиренно, что тревога, охватывавшая меня от присутствия чужого, исчезла, испарилась, как роса под солнцем. Как это может быть, что я не смущалась, оказываясь наедине с посторонним, с чужестранцем? С тем, кто неведомым путем проник в сад, окружающий мой дом?

Сама не понимаю, но пока этот юноша здесь, пока он разговаривает со мной, скромной девицей, как с важной дамой, я чувствую себя в большей безопасности, чем с родителями или во храме по субботам.