— Да эта мерзавка прямо висла на тебе! — вскричала она. — И тебе, кажется, это нравилось…

— А теперь послушай меня, — с улыбкой на лице прервал ее Николас. — Я допускаю, что Кристи иногда ведет себя чересчур… раскованно. Но это не повод подозревать меня во всех смертных грехах.

— Ах вот как! — Соренза обещала себе сохранять спокойствие, но это переходило всякие границы. — А тебе известно, что даже до Ирвина дошли слухи, что она намерена положить конец твоей холостяцкой жизни. Не без твоего ведома, естественно!

— Соренза, то, что ты говоришь, полнейшая чушь… Но я рад слышать эту чушь из твоих уст, — довольно усмехнулся Николас.

— Что?! — И Соренза замерла с открытым от возмущения ртом. Подобной наглости она никак от него не ожидала!

— То, что слышала! — заявил он, придя в восторг от ее нелепейших обвинений. — Теперь совершенно ясно: ты ревнуешь меня.

Сорензе захотелось придушить его собственными руками.

— Да… да ничего подобного, — надменно ответила она, задирая подбородок. — Просто бросаться мужчине на шею на глазах у миллионов телезрителей, по-моему, отвратительно.

— Ну вот видишь, ты сама сказала, что это она бросилась мне на шею, не наоборот. Ведь так? — Это прозвучало настолько вкрадчиво и нежно, что не смогло не погасить злости в ее сердце. — И ты, вне всякого сомнения, ревнуешь меня к пустоголовой девице, у которой на уме лишь тряпки да помада. Она эффектна, но, поверь мне, глупа для того, чтобы привлечь мое внимание. Однако она близкая приятельница Мадлен и должна была быть и была подружкой на ее свадьбе. Нет ничего удивительного в том, что нам приходилось встречаться и фотографам удалось снять нас вместе. Боле того, я допускаю, что нравлюсь Кристи…

Успокоившаяся было Соренза опять задышала часто и прерывисто, демонстрируя высшую степень негодования, но в ушах ее, тем не менее, звенели слова «пустоголовая девица» и «глупа для того, чтобы привлечь мое внимание». Николас не обманывал ее, она это чувствовала.

— Но ведь и тебе, надеюсь, я тоже нравлюсь, — прошептал он. — И я здесь, с тобой, а не с ней. Разве это для тебя ничего не значит?

Соренза смотрела на него широко открытыми глазами, боясь верить обоим — и себе, и ему.

— Иди ко мне, любовь моя, — сказал он, и то, как Николас это произнес, вмиг развеяло все ее сомнения. Когда она уютно устроилась в его объятиях, он продолжил: — Вижу, мне придется затратить немало усилий, чтобы доказать тебе, как сильно я люблю тебя. Обещаю, что постараюсь сделать это наиболее приятным для тебя способом. И поскольку на это потребуется много времени, как насчет длинного медового месяца? Я хочу видеть, как ты просыпаешься, ворчишь, заигрываешь, злишься… особенно злишься.

— Ник…

— Скажи «да, Ник».

— Но… Да, Ник.

Он поцеловал ее. Его язык нежно и осторожно исследовал ее губы и рот, пока тело Сорензы не стало податливым и расслабленным. Тогда он слегка приподнял голову.

— Да, Ник, — повторил он, глядя на нее с любовью своими восхитительными серо-зелеными глазами.

— Да, Ник, — выдохнула она. — Да, да, да!

— У нас будет очень скромная свадьба. — Николас поцеловал ее снова. — Ничего и никого лишнего. Да?

— Да, — ответила Соренза. — Только ты и я. Мне больше не нужен никто.

— Никогда не сомневайся в моей любви, — совершенно серьезно произнес он.