|
– Угощайся, мать, – предложил гостеприимный Тепляков, икнул и не извинился; ясно – добрал нужный градус. – Слушай, организуй мне чашечку кофе, – попросил он и неожиданно признался: – Катьку боюсь. Подруга у тебя, прямо скажем, термоядерная. Налетит, как цепная реакция, я без последнего гроша останусь.
– Ты можешь умотать до ее прихода, – предложила я.
Ванек съежился, в сомнении глядя на дверь. Надо же, он Катьку и впрямь боится!
– Знаешь, мать, я пожалуй воспользуюсь парадным выходом, – решил он. – Не хочется лететь из окна седьмого этажа.
Я обрадовалась, подхватила Теплякова под мышку и поволокла в прихожую. Надела ему кроссовки, завязала шнурки, подала куртку и потребовала:
– Давай!
– Чего? – не понял Ванек. – Чаевые?
– Ключи от машины давай, придурок! Ты что, думаешь, я тебя в таком виде за руль пущу?
Ванек икнул. Почесал затылок, осведомился:
– А на чем я домой поеду?
– На городском транспорте.
– Вот еще!
– Езжай на такси.
– Денег нет! В магазине потратился!
Я только вздохнула. Пьяный-пьяный, а выгоду свою ни на минуту из виду не выпустит!
Я пошла в комнату, открыла зеркальную дверцу серванта. В самом нижнем отделении переливалась красным стеклом роскошная итальянская ваза в виде ладьи. На дне ее уютно покоились пять сотенных долларовых купюр. Я подцепила одну, вернулась в коридор, протянула деньги Теплякову.
– Вот спасибо, мать. – Ванек цепко схватил бумажку и даже поблагодарил. – Я все свои трудовые в магазине оставил!
– Давай топай, – сказала я, открывая дверь.
Ванек послушно встал, но на пороге затормозил и спросил:
– Ё-моё, а картины? В машине остались три мои картины!
– И пять моих, – напомнила я.
– Ну, твои каракули, предположим, никому не нужны… А мои народом востребованы. Я свой хлеб на ночь во дворе не оставлю.
Я мученически вздохнула. Желание поскорее отвязаться от Теплякова было настолько велико, что я добровольно впряглась в ярмо:
– Хорошо, хорошо! Я твои картины на ночь домой занесу!
– Не забудешь? Смотри! – пригрозил Ванек. – Добро денег стоит! Восемьсот баксов, не меньше! Так что несешь полную ответственность.
Застраховав таким образом свое имущество, мой приятель, довольный собой, икнул, переступил порог квартиры и направился к лифту. Я мысленно поблагодарила Господа за то, что легко отделалась, и закрыла дверь.
Я вернулась на кухню и принялась убирать со стола, раздумывая о мнимой неприсобленности художников к реальной жизни.
Возьмем, к примеру, моего коллегу по искусству Ивана Сергеевича Теплякова. Кроме жалоб на жизнь и безденежье, я из его уст ничего не слышала. При этом на моей памяти человек дважды поменял машины. Причем обмен происходил по возрастающей; от старого «жигуля» к подержанной «Газели». Недавно он проговорился, что достроил дачу в Домодедово и решил сделать ремонт в квартире. Если Ванек проявляет гуманизм и жертвует личными накоплениями в пользу голодного коллеги, то эти деньги всегда с избытком возвращает. Вот сегодня: потратил в магазине рублей шестьсот, сам же все выпил и съел и удалился с хорошим наваром в кармане. Я имею в виду сто долларов, которые я добровольно выдала, лишь бы он отвалил.
Не дай бог, кто-нибудь утащит хотя бы одну его картинку!..
Я облилась холодным потом при этой мысли. Сомнений нет: придется возмещать коллеге убыток, и возмещать его с процентами. Нет, нужно поскорее перетащить тепляковские шедевры в дом. |