– Никто не пришел, – сказала я дрожащим от слез голосом. – Представляете, у мамы годовщина, а об этом никто не вспомнил!

Я не удержалась и заплакала навзрыд, как девчонка. Меня трясло от обиды и гнева.

Ираклий Андронович мягко прижал мою голову к своему плечу. От темного свитера под курткой едва уловимо пахло приятной туалетной водой и табаком.

– Как это никто? – возразил мой незваный гость. – А я? Я ведь пришел на поминки, Маша. Не прогонишь?

Я оторвалась от плеча пришедшего, подняла голову, заглянула ему в глаза. Я была так поражена, что меня не смутило даже фамильярное обращение «ты».

– На поминки? – переспросила я, размазывая слезы по лицу. – Разве вы знали мою маму?

– Знал, – ответил гость. – Очень много лет знал.

– А почему она о вас ничего не говорила?

– Потому, что твоя мама меня не знала, – ответил Ираклий Андронович.

– Ничего не понимаю, – начала я. Но тут же спохватилась, быстро вытерла лицо и пригласила: – Прошу вас, входите.

Гость вошел в гостиную, поднял голову и замер перед маминым портретом. Он стоял перед ним так долго, что я не выдержала и покашляла.

Ираклий Андронович оглянулся. Меня поразило выражение его глаз, которое я не могу описать. Отчего-то мне стало неловко, словно я подсмотрела что-то очень личное, сокровенное.

– Хороший портрет, – сказал гость. – «Дон Карлос»?

– Да. Мама пела принцессу Эболи, свою любимую партию. Говорят, был прекрасный спектакль в Милане. Жаль, что я не видела.

– Спектакль был прекрасный, – подтвердил гость.

– Вы там были? – удивилась я.

Ираклий Андронович не ответил. Бросил на портрет еще один взгляд и направился к столу, тяжело переваливаясь с хромой ноги на здоровую.

– Где мне сесть? – спросил он так, словно за столом не было места.

– Садитесь куда угодно.

– Ну, тогда поближе к тебе. Можно?

Ираклий Андронович выбрал стул, стоявший возле моего, и неуклюже упал на сиденье. Поморщился, потер больную ногу, вопросительно взглянул на меня.

– Одну минуту, – залепетала я. – Сейчас блины разогрею. Вы любите блины?

– Очень.

– А борщ? Я приготовила борщ!

– И борщ люблю.

На кухне я заметалась между холодильником и плитой. Сунула блины в микроволновку, включила газ под кастрюлей с борщом. Кастрюля огромная, но кипятить ее не буду, просто подогрею – и все.

Я еще немного пометалась по кухне, доставая из холодильника то одно, то другое. Достала майонез, подумала и заменила его сметаной. Потом снова достала майонез, решив, что гость должен выбрать сам, что ему больше нравится.

«Замри!» – приказал внутренний голос.

Я послушно остановилась.

«Вот так, – одобрил внутренний контролер. – И не суетись. Пришел гость, и хорошо, что пришел. Помянете мать вместе, как полагается».

«Он такой странный, – пожаловалась я. – И я его совсем не знаю. По-моему, он какой-то воровской авторитет».

«Ну и что? – возразил внутренний голос. – Сама говорила, что будешь рада видеть всех, кто помнит. Независимо от профессий, чинов и званий. Забыла? Вот и не обременяй себя ненужными мыслями, – продолжал мой контролер. – Делай то, что сделала бы для любого гостя. Больше ничего не требуется».

Я взяла себя в руки.