Впрочем, что я рассказываю… Ты девушка умная, наверное, поняла, кто я такой.
Выпитое спиртное развязало мне язык. Я не удержалась от легкого сарказма и невинно предположила:
– Католический священник?
Ираклий Андронович исподлобья взглянул на меня. Я опомнилась и спохватилась:
– Извините. Глупая шутка.
– Я не обиделся, – спокойно ответил гость. – Это хорошо, что у тебя есть чувство юмора. С ним жить легче. Я вот шутки понимаю, а сам шутить не умею.
Мы немного помолчали. Чтобы сгладить неловкость, я предложила выпить.
Ираклий Андронович тут же разлил водку, поднял стопку и опрокинул ее все так же молча. Я выпила вторую порцию гораздо смелее. Смешно, но никогда в жизни я не пила водку. Виски, да. Бренди, да. Коньяк – пробовала. Водку – ни разу.
Вторая стопка не ударила мне в голову, как первая. Тепло снова мягко разлилось по всему телу, достигло сердца. И мне уже не казалось, что разговаривать с человеком, сидящим рядом, опасно.
– Ираклий Андронович! Вы знаете, кто мой отец?
Гость взял десертный нож, выбрал из вазы с фруктами мягкую сочную грушу, отрезал от нее длинную дольку.
– Я… предполагаю, – сказал он наконец.
– И кто же это?
Гость положил нож на тарелку рядом с недоеденной грушей и попросил:
– Подожди немного, я хочу разобраться до конца. Ладно?
Я покладисто кивнула.
– Значит, вы больше не считаете, что я у вас что-то украла?
– Не считаю.
Я не могла скрыть своего удивления.
– Почему?
– Потому что ты дочь своей матери.
– А разве раньше вы этого не знали? В нашу первую встречу?
Ираклий Андронович покачал головой:
– Нет. Узнал недавно и совершенно случайно.
– Как?
Гость поднялся из-за стола. Вышел в прихожую и вернулся с небольшим свертком. Развернул бумагу, положил на стол серебряный браслет с бирюзой, сказал:
– Вот.
Я озадаченно смотрела на мамин браслет.
– Ничего не понимаю, – сказала я. – Значит, это вы купили его у Феликса Ованесовича? Но зачем?
Ираклий Андронович снова сел рядом со мной. Взял мою руку, аккуратно надел на запястье браслет, щелкнул миниатюрной застежкой. И только после этого ответил:
– Видишь ли, Маша, этот браслет я когда-то подарил твоей матери. Мне хочется, чтобы он остался в вашей семье.
– Вы подарили маме…
Я не договорила и коснулась свободной рукой браслета. Серебро отозвалось в пальцах отрезвляющим холодом.
– Да, – подтвердил гость. – Я иногда делал твоей матери подарки. Но Елизавета Петровна не знала, от кого они.
Я провела пальцами по лбу, сказала внезапно охрипшим голосом:
– Очень романтично.
– Не в романтике дело. Мне не хотелось, чтобы она считала себя обязанной или возвращала подарки. Мне хотелось, чтобы она их носила. Она носила браслет?
– Да, – ответила я. – Это было ее любимое украшение.
– Правда? – обрадовался Ираклий Андронович.
Гостю было явно приятно. Мы немного помолчали.
– А как вы узнали, что я продала браслет Феликсу Ованесовичу? – спросила я.
– Шофер сказал, что ты попросила высадить тебя у ювелирного магазина. Мои люди приехали и выяснили, что ты принесла ювелиру это украшение.
– А вы думали, я принесла ему что-то другое?
Ираклий Андронович утвердительно наклонил голову.
– Господи, да что же у вас украли? – пробормотала я. |