Изменить размер шрифта - +
Впрочем, что я рассказываю… Ты девушка умная, наверное, поняла, кто я такой.

Выпитое спиртное развязало мне язык. Я не удержалась от легкого сарказма и невинно предположила:

– Католический священник?

Ираклий Андронович исподлобья взглянул на меня. Я опомнилась и спохватилась:

– Извините. Глупая шутка.

– Я не обиделся, – спокойно ответил гость. – Это хорошо, что у тебя есть чувство юмора. С ним жить легче. Я вот шутки понимаю, а сам шутить не умею.

Мы немного помолчали. Чтобы сгладить неловкость, я предложила выпить.

Ираклий Андронович тут же разлил водку, поднял стопку и опрокинул ее все так же молча. Я выпила вторую порцию гораздо смелее. Смешно, но никогда в жизни я не пила водку. Виски, да. Бренди, да. Коньяк – пробовала. Водку – ни разу.

Вторая стопка не ударила мне в голову, как первая. Тепло снова мягко разлилось по всему телу, достигло сердца. И мне уже не казалось, что разговаривать с человеком, сидящим рядом, опасно.

– Ираклий Андронович! Вы знаете, кто мой отец?

Гость взял десертный нож, выбрал из вазы с фруктами мягкую сочную грушу, отрезал от нее длинную дольку.

– Я… предполагаю, – сказал он наконец.

– И кто же это?

Гость положил нож на тарелку рядом с недоеденной грушей и попросил:

– Подожди немного, я хочу разобраться до конца. Ладно?

Я покладисто кивнула.

– Значит, вы больше не считаете, что я у вас что-то украла?

– Не считаю.

Я не могла скрыть своего удивления.

– Почему?

– Потому что ты дочь своей матери.

– А разве раньше вы этого не знали? В нашу первую встречу?

Ираклий Андронович покачал головой:

– Нет. Узнал недавно и совершенно случайно.

– Как?

Гость поднялся из-за стола. Вышел в прихожую и вернулся с небольшим свертком. Развернул бумагу, положил на стол серебряный браслет с бирюзой, сказал:

– Вот.

Я озадаченно смотрела на мамин браслет.

– Ничего не понимаю, – сказала я. – Значит, это вы купили его у Феликса Ованесовича? Но зачем?

Ираклий Андронович снова сел рядом со мной. Взял мою руку, аккуратно надел на запястье браслет, щелкнул миниатюрной застежкой. И только после этого ответил:

– Видишь ли, Маша, этот браслет я когда-то подарил твоей матери. Мне хочется, чтобы он остался в вашей семье.

– Вы подарили маме…

Я не договорила и коснулась свободной рукой браслета. Серебро отозвалось в пальцах отрезвляющим холодом.

– Да, – подтвердил гость. – Я иногда делал твоей матери подарки. Но Елизавета Петровна не знала, от кого они.

Я провела пальцами по лбу, сказала внезапно охрипшим голосом:

– Очень романтично.

– Не в романтике дело. Мне не хотелось, чтобы она считала себя обязанной или возвращала подарки. Мне хотелось, чтобы она их носила. Она носила браслет?

– Да, – ответила я. – Это было ее любимое украшение.

– Правда? – обрадовался Ираклий Андронович.

Гостю было явно приятно. Мы немного помолчали.

– А как вы узнали, что я продала браслет Феликсу Ованесовичу? – спросила я.

– Шофер сказал, что ты попросила высадить тебя у ювелирного магазина. Мои люди приехали и выяснили, что ты принесла ювелиру это украшение.

– А вы думали, я принесла ему что-то другое?

Ираклий Андронович утвердительно наклонил голову.

– Господи, да что же у вас украли? – пробормотала я.

Быстрый переход