Я стою на месте и нетерпеливо переминаюсь с одной ноги на другую. Во дворе меня ждут подружки, с которыми мы решили пойти в кино. Я хочу попросить денег на билет и предупредить, что вернусь через два часа.

Но мама не обращает на меня никакого внимания и, делая дыхательную гимнастику, смотрит только на секундомер.

Я жду так долго, что у меня начинают подкашиваться ноги. Наконец мама оборачивается. Выпрямляется, сухо спрашивает – в чем дело?

Я срывающимся от волнения голосом излагаю просьбу. Мама, не дослушав до конца, говорит:

– Деньги в сумке. И, ради бога, не мешай мне больше!

Поворачивается, наклоняется над столом, упирается в него руками. Упражнение начинается снова.

Я выскакиваю из подъезда, радостная, оживленная, озираюсь кругом… Но меня уже никто не ждет. Девчонки ушли в кино полчаса назад. Я стою посреди пустого двора и рассматриваю новенький железный рубль на ладони.

Такое вот детское воспоминание. Смешно, правда?.. До слез.

«Ун ди ми ресто, ун ди ми ресто, ун ди ми ресто», – пела мама все выше и выше, подбираясь к главной высокой ноте. И попала в нее точно, словно дротиком в центр нарисованного круга. Зазвенела и оборвалась высокая нота, оркестр доиграл окончание арии. Наступила тишина. Четвертое действие оперы закончилось.

Проигрыватель остановил диск, с мягким щелчком вытолкнул его наружу. Я взглянула на гостя.

Ираклий Андронович сидел вполоборота ко мне, опираясь локтем на стол и прикрывая ладонью глаза. Услышав щелчок, он вздрогнул, отнял руку от лица и оглянулся.

Я снова поразилась выражению его глаз.

– Как странно, – сказал гость. Покачал головой, подумал о чем-то и еще раз повторил, глядя в пустоту комнаты: – Как странно.

Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Как говорится в одной испанской пословице: есть покрывало, которое лучше не приподнимать.

Ираклий Андронович встал. Не глядя на меня, отрывисто произнес:

– Мне пора.

Я поднялась следом за ним, вышла в прихожую, чтобы проводить гостя.

Ираклий Андронович снял с вешалки куртку, перебросил ее через руку. Привычно стукнул концом трости по носкам своих ослепительных туфель, сказал, по-прежнему не глядя мне в глаза:

– Спасибо, Маша.

– Не за что, – ответила я.

– Я не прощаюсь. Мы скоро увидимся.

На этот раз я не услышала в обещании никакой скрытой угрозы, поэтому и не испугалась. Кивнула, открыла дверь. Ираклий Андронович сделал шаг за порог и вдруг задержался.

– Значит, желтые?..

– Желтые, – подтвердила я.

Гость кивнул. Вышел на лестничную клетку и медленно пошел вниз, не вызывая лифт.

Я закрыла дверь и несколько минут постояла, прислушиваясь к затихающему звуку неровных шагов.

Так закончился этот странный день. Годовщина маминой смерти.

– Неужели никто не пришел? – в третий раз переспросил меня муж. – Вот сволочи!

Я молча пожала плечами, разглядывая узор на оконных шторах.

Прошло три дня после годовщины. Я отработала положенные два дня и наслаждалась выходными. Утром съездила в больницу, навестила Катерину. Повод для оптимизма был налицо: подруга уверенно шла на поправку. На душе у меня было легко и празднично.

Действительно, в последнее время дела складывались просто прекрасно! Мало того что в моем кармане внезапно осела фантастическая сумма, так еще через неделю я получу огромную зарплату! Верно говорят: деньги к деньгам.