Я кивнула и вернула начальницу к прежней теме:

– А что сталось с его женой?

– Жену отправили в какую-то закрытую лечебницу для нервнобольных. Там она и померла лет пять назад.

Я выслушала историю с напряженным вниманием.

– Как давно это было? – спросила я.

– Что именно?

– Ну, когда погиб этот партайгеноссе?

– Не знаю, давно, наверное. Может, еще в восьмидесятые. – Валентина Ивановна пожала плечами и закруглила тему: – Да ладно, какая разница? Главное, ты убери как следует, чтобы ни пылинки, ни соринки. Добро?

Процокали ее каблучки по паркету, громко хлопнула массивная дверь, отсекая меня от остального мира.

Я вздрогнула, затравленно огляделась вокруг.

Солнечные лучи длинными рапирами пронзали большое окно, пылинки плясали в них, как феи на радуге. Царила полная, абсолютная тишина, молчание завораживало и тревожило.

Я робко покашляла, отгоняя страх. Почему мне все время кажется, что за моей спиной кто-то стоит?

Немного помедлив, я резко обернулась: никого. Как и следовало ожидать.

– Плохо твое дело, девочка моя, – сказала я вслух. – Есть такая болезнь: невроз.

Мне никто не ответил.

Я скинула с себя тяжелое дворницкое облачение. Подошла к раковине, открыла воду, тщательно вымыла чашку. Открыла висячий шкафчик над мойкой, где обычно хранится кухонная посуда. Если я не ошибаюсь, то чашку нужно поставить именно сюда.

Шкафчик был забит посудой. Хорошей, дорогой, но ей было далеко до нашего мейсенского фарфора. Добротный новодел, не более того.

Я ощутила легкую гордость хоть за какое-то свое превосходство. Впрочем, тут же подавила это недостойное чувство, перекрыла воду и пошла в кабинет. Как там сказала Валентина Ивановна? «Не перекладывай бумаги, а то Штефан голову оторвет…»

Глупости. Штефану его бумаги уже не понадобятся, а мне могут очень даже пригодиться. Значит, пойду и внимательно просмотрю их. Почему в комнате так темно? Склеп какой-то! А все потому, что жалюзи на окнах опущены. Я подошла к окну, нашла регулятор и пустила в комнату поток солнечного света. Страх немедленно отступил в темные пещеры подсознания, кабинет стал казаться светлым и радостным.

Я села за письменный стол, устроилась в глубоком кожаном кресле на колесиках. Удобная вещь. Может, прикупить такую же? Но представила такое кресло в своей квартире и тихо засмеялась.

Нет, не стоит. Интересно, куда я его поставлю? Рядом с секретером времен Людовика Шестнадцатого? Такое кресло хорошо смотрится только рядом с современной мебелью, той, что стоит в кабинете Штефана.

Бумаг на столе немного. Еще какие-то коробки с дискетами, плоский компьютерный монитор, деревянная кружка с ручками и карандашами, в углу – прозрачные папки с распечатанным материалом. Интересно, что там?

Я подтянула к себе папку, открыла ее. Написано не по-русски. И даже не по-английски. Видимо, Штефан писал на своем родном языке: венгерском. Увы! Я включила компьютер, придвинула к себе клавиатуру.

Через минуту на мониторе возникла непонятная надпись, из которой я поняла только одно слово: Password. Компьютер требовал ввести пароль.

Я подумала и напечатала в окошечке «Штефан». Компьютер отказался признать его правильным. Какие еще есть идеи? Да никаких! Слишком мало я знаю о человеке по имени Штефан Батори, чтобы что-то предполагать.

Пришлось выключить машину варварским способом: через сеть. Если бы Штефан был жив, то сразу обнаружил бы, что в его компьютере кто-то копался. Но поскольку хозяин этой машины уже никогда не сможет ею воспользоваться, будем считать, я ее не включала.

Я побарабанила пальцами по столешнице, еще раз огляделась кругом. Неужели не найду ничего интересного? Мое внимание привлекла табличка, висевшая на стене между двумя окнами.