— Что за слушание было у меня в прошлую пятницу! — начала она.

Сиввинг не отвечал. Все еще в подавленном настроении он пил молоко, ел мясо и будто ничего не слышал.

— Речь шла о сексуальной агрессии, — как ни в чем не бывало продолжала Ребекка. — Обвиняемый звонил двум сотрудницам службы занятости и онанировал во время разговора. Одной даме перевалило за пятьдесят, другой — за шестьдесят, и обе они до смерти боялись встречи с обвиняемым. Думали, что при виде их — скажем, если доведется столкнуться где-нибудь в магазине «Консум», — он немедленно на них набросится. И вот я потребовала, чтобы дам допросили в отсутствие обвиняемого.

— И что это значит? — поинтересовался Сиввинг.

Он злился на себя за то, что спрашивает, но любопытство пересилило.

— Он сидел в отдельной комнате и слушал их показания, не имея возможности их видеть. Боже, как же мне было с ними тяжело! Пришлось надавить на старушек как следует, чтобы доказать факт наличия секса по принуждению. Помимо всего прочего, я спросила их, почему они решили, что он онанировал.

Ребекка остановилась, чтобы запихнуть в рот большой кусок мяса. Она жевала не спеша, а Сиввинг совсем прекратил есть и ждал продолжения.

— И что? — не выдержал он.

— Они ответили, что слышали в трубке ритмичное пощелкивание языком и тяжелое дыхание. Одна из женщин сказала, что подозреваемый испытывал оргазм, и я была вынуждена спросить, что заставило ее так думать. Она пояснила: дыхание становилось все тяжелее, пощелкивания — все интенсивнее, пока не послышались громкие стоны. «Ну, вот и все», — наконец выдохнул он. Бедные старушки! Там же сидел Хассе Стернлунд из газеты «Норлендска Социалдемократен» и строчил так, что ручка накалилась. И это тоже не облегчало моей работы.

Сиввинг забыл про свою обиду и громко хмыкнул.

— Обвиняемый — рыхлый, полный малый лет тридцати с лишним и раньше неоднократно обвинявшийся в сексуальной агрессии, — продолжала Ребекка, — напрочь отрицал свою вину. Он утверждал, что болен астмой, и звуки, которые слышали женщины, издавал во время очередного приступа. И тут адвокат попросил подсудимого продемонстрировать, какие именно звуки он издает в таких случаях. Видел бы ты судью и заседателей! У них просто челюсти отвисли. А судья сделал вид, что на него напал сильный кашель. Еще немного — и все они полопались бы от смеха. Еще бы! Слава богу, парень отказался. После слушания адвокат признался, что просто хотел испытать меня, посмотреть, удастся ли ему вывести меня из равновесия. Однако я оставалась холодна как скала — и с обвиняемым, и с потерпевшими. И когда после этого слушания адвокат как-то раз позвонил мне по одному делу, то прежде всего спросил, тяжело дыша в трубку: «Это служба занятости?»

— И этого толстяка признали виновным?

Тут Сиввинг уронил несколько кусков мяса, которые Белла незамедлительно слизала с пола.

Ребекка засмеялась:

— Еще бы! Каждому пришлось потрудиться. Бедные тетеньки из службы занятости! А попробуй-ка изобразить, какие звуки издает человек, когда дрочит…

— Н-да… я предпочел бы тюрьму.

Сиввинг смеялся, Ребекка тоже развеселилась. При этом она вспомнила старшую из пострадавших. Когда накануне слушания все они сидели в кабинете прокурора, эта женщина смотрела на Ребекку прищуренными глазами. Голос у нее был резкий и хриплый — очевидно, она курила и употребляла алкоголь. Верхняя губа измазана помадой. На бледной коже с расширенными порами лежал толстый слой пудры. «Этим издевательствам нет конца», — пожаловалась она, после чего рассказала Ребекке, как ее притесняют на работе.