Полковник Фишер успел отдать команду, и солдаты блокировали все входы и выходы, в том числе и дверь, к которой проталкивался Рафаэль. Они почти уже были у цели, когда Натану удалось выдернуть руку из железных пальцев Рафаэля и, к удивлению обоих, он проговорил:
— Я остаюсь! Вы свободны и можете идти!
С этими словами он отвернулся и стал следить за происходящим.
Солдаты были уже внутри, и полковник Фишер, видя, как вожди хватаются за ножи, луки и стрелы, закричал:
— Мне не нравится то, что вы предложили. Мы же предупредили вас, чтобы вы не появлялись здесь, пока не привезете всех пленных. Когда все пленные будут возвращены, тогда мы будем что-то обсуждать, тогда вы и другие вожди, прибывшие сюда, смогут свободно уйти. До этого вы — наши пленники!
Переводчик побледнел и отказался передать индейцам эти слова. Его карие глаза наполнились ужасом и он пояснил:
— Вожди будут бороться насмерть и в плен живыми не сдадутся. Вы не сможете пленить их без борьбы, кровопролитной борьбы!
Полковник Ку, старший по положению, обругал переводчика и потребовал от него немедленно изложить команчам условия белых.
Сердце Рафаэля почти остановилось и, забыв о Натане, он стал пробираться сквозь толпу в последней попытке предотвратить кровопролитие, но опоздал.
Переводчик уже начал переводить ультиматум. Быстро закончив, он оттолкнул всех, кто его окружал, и выскочил из комнаты.
Все присутствующие вожди вскочили на ноги, и воздух потряс боевой клич команчей. Кто-то из вождей попытался выскочить тем же путем, солдат, стоявший у дверей, загородил ему дорогу. Нож проткнул его тело, но смертельно раненый солдат успел все же пристрелить команча. Кто-то скомандовал солдатам стрелять, и зал суда наполнился горьким пороховым дымом, криками и стонами раненых. Отсюда не было выхода ни белым, ни команчам.
Рафаэль был зажат в середине зала и не мог стрелять по команчам, а по техасцам не хотел. Он старался проложить себе дорогу к Натану. Тот, как и большинство присутствующих, был безоружен, а потому и беспомощен. Его серые глаза расширились от ужаса, он застыл на том месте, где Рафаэль его оставил. Рядом с ним стоял тоже безоружный рейнджер, ему в ногу попала пуля, но он сумел отнять у пробегавшего мимо индейского вождя мушкет и тут же выстрелил в него. Голову команча снесло выстрелом. Это потрясло Натана, но не это было самым страшным из того, что творилось вокруг. Индейцы и белые боролись за свою жизнь. В ход пошли ножи, огнестрельное оружие, любые подручные средства.
Рафаэль избегал пока необходимости кого-нибудь убивать, хотя те, кого он сбивал с ног, пытаясь пробиться к Натану, готовы были ответить либо выстрелом, либо ударом ножа, потому что трудно было понять, кто есть кто.
Наконец Рафаэль прорвался к Натану, прижал его к стене и прикрыл широкой спиной, пригрозив отвернуть ему голову, если тот не станет послушно выполнять все его приказы. Натан замер, боясь Рафаэля гораздо больше, чем всех команчей вместе взятых.
Солдаты продолжали стрелять, но вожди дорого отдавали свою жизнь. Одного за другим их убивали, но все же некоторые из них сумели вырваться на улицы Сан-Антонио. Их боевые кличи донеслись до тех команчей, которые оставались снаружи.
Белые зеваки не сразу поняли, что происходит, но индейские скво и дети немедленно присоединились к воинам. И все они, не видя больше никаких моральных препон, обратили свое оружие против беззащитных граждан Сан-Антонио. Маленькие индейцы, восхищавшие совсем недавно местных обывателей своей меткостью, сразу же убили местного судью. Раздался залп, и солдаты поразили, наверное, столько же индейцев, сколько и техасцев.
Бет и Мэри оказались в разных местах. Когда раздались выстрелы и крики, Бет очутилась в середине толпы. Выбраться ей не удавалось.
Команчи хотели одного — вырваться из этого предательского места. Они прорывались к выходам из города, убивая безжалостно всех, кто попадался им на пути. |