Понимая, что Французский базар — не самое подходящее место для задушевного разговора, который был им так нужен, Стелла отпустила Мэри и повела Элизабет в элегантный дом на Эспланада-авеню, куда она направлялась навестить родственников.

Несколькими минутами позже они уже сидели в очаровательном, вымощенном гранитными плитами дворике, в середине которого деловито журчал фонтан, а слуга-негр, бесшумно возникнув, принес им крепкий черный кофе в изящных фарфоровых чашечках.

Слуга исчез, и Стелла, позволив Элизабет сделать несколько глотков напитка, наконец задала волнующие ее вопросы:

— Моя дорогая, счастлива ли ты? Я не хочу вмешиваться в твои дела, но когда я проводила свой медовый месяц, то от меня буквально исходили лучи счастья. Увы, я не заметила этого, встретив тебя. В чем дело?

— О, Стелла! Я доверяю тебе и поэтому посвящу тебя в суть проблемы, — воскликнула Элизабет в искреннем порыве, — Ты всегда знала, когда со мной что-то происходило.

Глаза Стеллы располагали к доверию, и, подбадривая подругу, она тихо сказала:

— Расскажи мне, дорогая, что тебя тревожит?

— Я не могу этого сделать. Мне не хочется говорить об этом, — удивительно беспомощно призналась Элизабет.

Видя ее терзания, Стелла задумчиво произнесла:

— Вполне возможно, что несколько первых месяцев очень трудно, я знаю это. Особенно если у вас не было возможности узнать друг друга как следует до женитьбы.

Затем, улыбнувшись, она добавила.

— Я знала Хуана Родригеса всю свою жизнь и всегда хотела выйти за него замуж. Поэтому в первые месяцы совместной жизни нам не надо было искать решений слишком многих проблем. Возможно, и ты, узнав своего Натана поближе, перестанешь считать его посторонним человеком.

Не в силах удержать набежавшие слезы, Элизабет сказала, преодолевая спазм, перехвативший горло:

— Мой брак — совсем не то, чего я ждала. У Натана и у меня не получается…

Она резко оборвала себя, огорченная своим порывом и действительно не желая распространяться на деликатную тему, даже зная, что ее собеседница отнесется сочувственно к ее признаниям.

Но Стелла, не давая ей времени восстановить душевное равновесие, мягко спросила:

— Ты и Натан не можете… чего? Тебе действительно не хочется сказать мне всю правду? А теперь предположи, что ты просто отдыхаешь в удобном кресле, потягиваешь ароматный кофе и хочешь поговорить с мудрой Стеллой по душам, ну как?

Элизабет колебалась, ей, конечно, хотелось рассказать все подруге, но она не желала предавать Натана. В том, что Стелла ее поймет, она не сомневалась, а вот поймет ли ее Натан, узнав, что она с кем-то обсуждала столь интимные стороны их брака? Скорее нет, думала она и, предвидя свои ощущения в случае, если им придется объясняться на эту тему, решила не посвящать в ситуацию даже Стеллу.

Стеллу было не просто обвести вокруг пальца и только тогда, когда Элизабет против своего желания все рассказала, как ее отец распорядился приданым и как был унижен этим Натан, она перестала задавать вопросы.

— Значит, так с тобой поступили, маленькая глупая гусыня! — Стелла произнесла это тоном превосходства. — Да из-за этих проблем не стоит огорчаться.