ведет этот дом, ненавидят ли они меня, презирают ли меня, но в этот раз, я был уверен, что

меня примут с распростертыми объятьями в этот причудливый, маленький домик.

После  нескольких  минут  тишины,  щелчки  открывающегося  замка  эхом

разошлись в тишине, а потом Линда открыла дверь, одетая в длинный, махровый халат, ее

волосы  собраны  в  хвостик.  Тапочки–кролики  покрывали  ее  ноги,  и  пижамные  штаны  в

горошек выглядывали из–под ее халата. Когда она увидела меня, то влетела в мои руки и

обняла меня.

Она  была  теплой,  дружелюбной.  Она  позволила  мне  расслабиться.  Я  обернул

свои  руки  вокруг  нее,  вернув  ее  жест.  Она  плакала  на  моем  плече,  пока  ее  поддержка

становилась крепче. Джетт стоял в стороне, наблюдал, как и всегда.

Я никогда бы не поверил, что буду стоять на пороге Линды, которая обнимала бы

меня  за  талию,  счастливая,  что  видит  меня.  В  это  было  трудно  поверить,  потому  что  я

провел последние несколько лет  внушая себе, что эта женщина ненавидит  меня, что она

будет  праздновать  день  моей  смерти,  из–за  того,  что  я  забрал  у  нее.  Вместо  этого  меня

чествуют,  как  героя,  как  защитника,  как  спасителя.  Слова,  которые  я  никогда  бы  не

использовал, описывая себя.

Я  был,  блядь,  под  кайфом.  Потеряв  карьеру  в  боксе,  потеряв  последние

несколько  лет  своей  жизни,  я  не  сдавался,  так  долго,  что  в  итоге  оказался  мужчиной,

который добрался до вершины, мужчиной, которого эти женщины с  нетерпением ждали,

мужчиной, который все сделал к лучшему.

Линда отстранилась и вытерла слезы.

– Я так рада, что ты пришел, – она засмеялась. – Как видишь.

– Линда, это мой друг, Джетт Колби.

– А ну да, вы владелец «Справедливости». Мы с Мэделин так благодарны вам за

доброту  к  людям,  за  то,  что  открыли  такой  центр  в  этом  городе.  Это  чистый  акт

самопожертвования.

– Да не стоит, – ответил Джетт, пока пожимал руку Линде. – Рад, что вы смогли

найти успокоение в «Справедливости».

Значение  слов  Джетта  было  тяжелым.  Мы  все  ощутили  их  вес,  и  что  он  в  них

вложил.

–  Мы  можем  войти?  –  спросил  я,  ощущая,  как  слезы  впитывались  в  мою

футболку. Это слезы счастья, я не против наблюдать, как они впитываются.

–  Конечно.  Пожалуйста,  простите  за  беспорядок.  У  нас  с  Мэделин  была

пижамная вечеринка в гостиной, поэтому на полу спальные мешки.

Когда  вошел  в  небольшой  дом,  я  сразу  же  ощутил  облегчение.  Стены  были

красивого желтого цвета, такого же, как в комнате Голди в «Клубе Лафайет».