— Странный молодой человек. — Умирающий попросил надеть на него очки и потом заставил держать над ним подставку с бумагой, но ручку взял сам и дотянулся золотым пером до листа.

— По-моему, этот человек… Хам и наглец, — сказала Лена. — Сначала уговаривал меня пропустить, деньги предлагал…

— Как вы думаете… У него счастливая судьба?

— Наглость — второе счастье…

— И вы будете… — Мастер поднял глаза. — Никто не знает своей судьбы… Напишу в ученый совет… Утвердят без защиты…

— Наверное… это невозможно…

— Ваша судьба — на кончике моего пера… — Он начал писать, но рука была настолько неуправляема, что получались неразборчивые каракули, однако это ничуть не смутило академика. — Как вас… Полное имя…

— Я не верила, чтобы вот так, вдруг, — проговорила она отрешенно. — И можно быть счастливой…

— И будете… Фадлана под микитки… А я умру…

— Не умирайте…

— Еще напишу в Петербург, профессору Желтякову… Чтобы позаботился… о судьбе… — Рука Мастера не выдерживала напряжения, валилась вниз, и ручка оставляла на бумаге черные молнии зигзагов. — Впрочем… скажу ему сам, без письма… Эпистолярный жанр дается трудно…

Он передохнул, подняв на аспирантку выцветшие, почти неживые да еще увеличенные стеклами очков глаза, и она не выдержала, отвела взгляд.

— Понимаю, сударыня… Смотреть на умирающего… Но вы прорывались. Судьба, в которую вы верите…

— Неужели… это возможно?..

— Я написал… в ученый совет, — сообщил ей Мастер и, выронив ручку, запачкал постель. — Ах, какая досада… Прошу вас, Елена, возьмите в руки… свою судьбу.

Она сняла лист с подставки, растерянно взглянула на письмо.

— Благодарю вас… Но тут…

Академик внезапно захрипел, стал вытягиваться и выгибаться. Зрачки исчезли, белые, страшные бельма выкатились из глазниц, и аспирантка в ужасе закричала. Сначала в кабинет влетел дежурный врач, кинулся к академику со шприцем, но отступил.

— Агония…

Лидия Игнатьевна вошла через несколько секунд, взглянула на умирающего и прошипела аспирантке:

— Убирайтесь отсюда! Быстро!

А та, перепуганная насмерть и до крайности возбужденная, обезумела, протягивала листок с иероглифами и шептала:

— Он написал!.. Судьба!.. По собственной воле!..

Тем временем академик расслабился, затих, и наступила звенящая пауза. Даже врач замер и подогнул колени. Потом Лидия Игнатьевна спохватилась, вывела аспирантку из кабинета и, приблизившись к покойному, всмотрелась в его лицо.

Врач тоже опомнился, пощупал пульс, приставил фонендоскоп к сердцу и долго выслушивал.

— Ничего не понимаю… Кажется, он жив.

— Укол! — скомандовала Лидия Игнатьевна.

— Не приказывайте тут! — внезапно рассердился доктор. — Я доктор медицинских наук и знаю, что нужно делать!

— Я не приказываю, — сразу же сдалась секретарша. — Просто приехал профессор Желтяков, которого он так ждал… И не дождался.

— Простите, — так же внезапно повинился врач. — Нервы… Наблюдаю два удара в минуту. Ни жив, ни мертв…

— Может, все-таки инъекцию?..

— Да, пожалуй… Хотя мы лишь увеличиваем муки.