Изменить размер шрифта - +
— Для тебя не существует никаких запретов.

— Это точно, — согласился я.

— И еще одна черта мне импонирует в тебе: твои поступки кажутся жестокими, а суждения — циничными, но в груди у тебя бьется сердце настоящего рыцаря.

— Ты имеешь в виду одного из тех парней, кто изобрел «пояс верности»? — Я тупо уставился на нее. — Ты, вероятно, спятила.

Булочки все кончились, и я налил себе еще чашку кофе и закурил сигарету.

— Кажется, мне пора двигать в офис, — сказал я.

— Когда я снова увижу тебя? — спросила она.

— Сегодня или никогда, — сказал я. — Если я к вечеру не разыщу убийцу или убийц, шериф, наверное, бросит меня в тюрьму с обвинением, что я — жулик, выдававший себя за полицейского.

— Желаю тебе удачи, Эл, — сказала она искренне.

— Спасибо. — Я допил кофе и встал с дивана. Затем я взял шляпу со стойки бара и направился к двери.

— Эл? — позвала Кэнди.

— Да?

— Эту правду о том, почему нас всех шантажировали… ее обязательно предавать гласности?

— Я не знаю, — сказал я. — По всей видимости, нет. Поскольку и Вейсман, и Чарли мертвы… Все зависит от того, послужило это мотивом убийства Вейсмана или нет.

— Мне кажется, я не смогу вынести огласки. — Слезы заблестели в ее глазах. — Я умру, если вся эта история попадет в прессу.

— Представляю себе заголовки, — сказал я. — «Обряд плодородия в честь Бога солнца!», «Модная тусовка скачет нагишом вприпрыжку под лунным светом!»

Я стал смеяться и не мог остановиться. Чем больше я думал об этом, тем больше меня разбирал смех. Корчась от смеха, я вновь заковылял к дивану и, не прекращая гоготать, повалился на него рядом с Кэнди.

Я перестал смеяться примерно секунд через десять, когда Кэнди неожиданно шлепнула меня по лицу. Я с удивлением посмотрел на нее:

— Это еще за что?

— Моя жизнь рушится! — Она определенно впадала в истерику. — А ты покатываешься здесь со смеху!

— Милочка, — сказал я, — не все так страшно, как тебе кажется. Все это даже очень смешно, если на мгновение представить себе всю картину.

— Ты — кретин! — с отвращением бросила она.

— Да?

— Разве ты не понимаешь, что в этом и был основной смысл шантажа. Страх стать объектом насмешек, страх, сидящий в каждом из нас. Можно смириться с репутацией разрушительницы семейного очага, или роковой женщины, или еще с чем-нибудь. Когда покушаются на вашу женскую репутацию, это даже приятно щекочет вам нервы и придает определенный шарм. Но стать всеобщим посмешищем в этом! Разве ты не понимаешь, что будет, когда за это примутся газеты? Аршинные заголовки, кочующие из газеты в газету по всей стране. И куда бы мы потом ни поехали, всю оставшуюся жизнь за нами будет тащиться слава участников обряда плодородия в честь Бога солнца! А ты… ты, горилла несчастная! Сидишь здесь и ржешь!

— Извини, — смиренно произнес я.

— Убирайся вон!

— Да, мэм.

Я уже почти подошел к двери, когда в мою сторону полетел кофейник. Я вовремя увернулся, и кофейник, ударившись о дверную панель, покатился по белому ковру к дивану, оставляя после себя кофейный след.

— Смотри, что ты наделал! — завопила Кэнди. — Ты испортил мой ковер!

Я мигом выскочил из пентхауса и спустился на лифте вниз, в фойе. Выйдя из лифта, я почувствовал, что мои ноги по щиколотку тонут в ковровом ворсе.

— Могу я предложить вам «мотор», сэр? — спросил швейцар, распахивая передо мной дверь.

— Вот спасибо. Щедрый подарок, старина, — искренне поблагодарил его я.

Быстрый переход