В начале вечера он казался себе каким-то
призраком, чем-то вроде посыльного жандарма под занавес в "Ревизоре", с той
только лишь разницей, что при виде него никто не впал в ступор, а, напротив,
все с живостью необыкновенной как бы обтекали его скованную фигуру. Он
сделал несколько телефонных звонков в штаб и наркомат и, только лишь узнав,
что Фрунзе полностью пришел в себя и чувствует себя хорошо, присоединился к
пирующим.
Некоторое время он еще смотрел на всех со странной улыбкой, ощущая себя
среди гостей и родственников как бы единственным реальным человеком,
представляющим единственно реальный мир, мир армии, потом алкоголь, вкусная
еда, веселый шум, чертов чарльстон, пышущая жаром молодости и успеха
красавица, принадлежащая ему и только ему, - все это сделало свое дело, и
Никита забыл про свои ромбы и нашивки на рукаве, стал вдруг обычным
двадцатипятилетним молодым человеком, взялся бродить с рюмкой по всем
комнатам, вмешиваться в разговоры, хохотать громче других над анекдотами,
крутить вокруг себя ловкую сестренку... вот и буржуазную пародию рванул, и
брата-буку попытался расшевелить... пока вдруг не увидел свою великолепную
жену смеющейся в окружении нескольких мужчин. Мерзейшая мысль тут посетила
его: "Собачья свадьба вокруг Вероники", и он внезапно понял, что дичайшим
образом пьян.
И вот тут еще по соседству прорезался из шума гадкий голосок испитого
юнца с лиловыми подглазьями... "Нас водила молодость в сабельный поход, нас
бросала молодость на кронштадтский лед...". Он хорошо знал этот тип штабных
кокаинистов из богемы, губки и носик вечно вздуты, раздражены, сродни
каким-то ботаническим присоскам... вот именно такие дурили головы стишками и
белым порошком... кому? ... вот именно нашим девушкам, тянули наших девушек
в штабные закоулки, романтики, оскверняли наших девушек в чуланчиках, в
платяных шкафах, даже и в сортирчиках, наших девушек растаскивали,
употребляли их на диванах, за диванами, на роялях, на бильярдных столах, под
роялями, под столами, в подвалах, на крышах, наших девушек, среди гнили
разгромленных парников... а потом подсовывали их комиссарам, чекистам,
всякой сволочи... наших девушек, бестужевок, смолянок, под хор штабной
швали... да еще с гитарками, с бумажными цветками в кудрях... молодость,
революция...
Он еще понимал, что в голове у него проносится какой-то идиотский, да к
тому же еще и белогвардейский вздор, что не так уж много он и встречал по
штабам этих оскверненных так называемых наших девушек, однако ярость уже
вздымала его на свой гребень, и, почти потеряв возможность сопротивляться
ей, он сделал шаг к романтику революции.
- Позвольте вас спросить, а вы лично бывали в Кронштадте?
- Вообразите, комбриг, бывал! - запальчиво вскричал "юнец". Он,
кажется, охотно принимал вызов. Белые глаза, дергающаяся щека, "юнец" был по
крайней мере ничуть не моложе комбрига. |