|
- Я чувствую это. Ты сама, может быть не понимаешь, но кокетничаешь. Вероника рассмеялась. Кто-то посмотрел на нее с удовольствием. Смеющаяся в трамвае красавица. Возврат к нормальной жизни. Суровая бабка в негодовании зажевала губами. - Дурачок, - нежно шепнула Вероника. С прозрачных зеленеющих и розовеющих небес летел редкий белый пух, легкий морозец как будто обещал гимнастические и конькобежные радости. Они проехали ветхий развал Хорошево, потом трамвай, уже полупустой, побежал к концу маршрута, к кругу Серебряного Боа. Вековые сосны парка, подчеркнутое первой морозной пленкой озеро Бездонка, заборы и дачи, в которых уже зажигались огни и протапливались печи, - неожиданная идиллия после суматошной и, как всегда, отчасти бессмысленной Москвы. От круга нужно было еще пройти с полверсты пешком до родительского дома. - Что у тебя такое тяжелое в сумке? - спросил Никита. - Накупила тебе брому на целый месяц, - бодренько ответила Вероника и искоса посмотрела на мужа. Страдание, как всегда, сделало смешным его веснушчатое лицо. Он смотрел себе под ноги. - К чему твой бром, - пробормотал он. - Перестань, Никита! - рассердилась она. - Ты уже две недели не споишь после командировки. Этот Кронштадт тебя окончательно измотал! Октябрьская командировка в морскую крепость выглядела обычной деловой поездкой высшего командира - спецвагон до Ленинграда, оттуда рейдовым катером к причалам Усть-Рогатки. В гавани, на берегу и в городе царили полный порядок, мерная морская налаженность всех служб. Чеканя шаг, в баню и из бани проходили взводы чернобушлатников. Иные хором пели "Лизавету". На линкорах отрабатывали приемы сигнализации. Пеликанами сновали над бухтой новомодные гидропланы. Куски времени отмерялись для всех присутствующих четкими ударами склянок. Чистый морской, как бы английский и уж, во всяком случае, очень отвлеченный от российской действительности мир. Ничто и никто не напоминает о событиях четырехлетней давности. Только один раз, поднимаясь на форт "Тотлебен", он услышал за спиной спокойный голос: - Я вижу, товарищ комбриг, путь вам хорошо знаком. Он резко обернулся и увидел глаза старшего артиллериста. "Вы... вы здесь были?.. Тогда? Возможно ли?". Позднее Никита мучился, осознав, что за этим недоумением читалось другое: "Почему же не расстреляны?" - Я был в отпуске, - просто сказал артиллерист, не выражая решительно никаких эмоций. - А я штурмовал ваш форт! Поэтому и путь знаю! - не без вызова приподнял голос Никита, хотя и понимал, что вызов вроде направлен не по адресу, что уж если не расстрелян артиллерист, значит, облечен доверием, иначе бы непременно разделил судьбу тех, кто отвечал перед народом и революцией за тот яростный антибольшевитский взрыв марта 1921 года. |
