Очевидно все-таки не совсем не по адресу была направлена фраза, если
судить по тому, как артиллерист отвел глаза и молча сделал приглашающий жест
вверх по трапу - прошу, мол, осчастливьте!
Весь день Никита занимался проверкой установки новых обуховских орудий
на фортах "Тотлебен" и "Петр 1", вместе с представителями завода и
командования Балтфлота вникал в документацию и устные пояснения
артиллеристов и только к вечеру, сославшись на усталость, оказался один и
ушел пешком в город.
Кажется, он уже отдавал себе отчет, что его тянет туда, на Якорную
площадь, в центр тогдашних событий.
С приморского бульвара он обозревал внешний рейд и там серые силуэты
двух гигантов, вроде бы тех самых; как ни старайся, из этих пушек и труб уже
никогда не выбьешь память о ярости линкоров.
Свежестью и полной промытостью веяло от сентябрьского вечера, от щедрой
воды вокруг, от бороздящих рейд мелких плавединиц и подмигивающих сигналами
гигантов.
В те дни все это пространство было белым, застывшим будто бы навеки и
зловещим. Линкоры стояли борт к борту у стенки, покрытые льдом до самых
верхних надстроек, со свалявшимся, прокопченным снегом на палубах. Никита
ловил себя на том, что даже у него, лазутчика, появляется враждебное чувство
к замерзшей "Маркизовой луже", как называли Финский залив военморы. По льду
на крепость шли бесконечные цепи карателей в белых халатах.
Четыре с половиной года спустя, стоя у памятника Петру Великому м глядя
на оживленное половодье, комбриг РККА Градов поймал себя на другой мысли:
начнись тогда мятеж на месяц позже, с ним бы не совладать. Освободившись из
ледового капкана, линкоры по чистой воде подошли бы к Ораниенбауму и прямой
наводкой пресекли бы все попытки концентрации правительственных сил. К
"Петропавловску" и "Севастополю", безусловно, присоединились бы два других
гиганта, в марте еще торчащие в устье Невы, - "Гангаут" и "Полтава", а за
ними и другие корабли Балтики. Трудно было поручиться даже за легендарную
"Аврору", ведь и весь Кронштадт еще за неделю до мятежа считался оплотом и
гордостью революции.
Непобедимость восставшего Балтфлота почти наверняка подожгла бы
бикфордов шнур и вызвала бы серию взрывов по всей стране. Тамбовщина и так
уже пылала. Недаром Ленин считал, что Кронштадт опаснее Деникина, Колчака и
Врангеля вместе взятых. Чистая вода принесла бы гибель большевистской
республике.
Нас спас лед. Исторически детерминированные события и неуправляемые
физические процессы природы находятся в странной, да что там говорить,
просто в возмутительной зависимости. Лед оказался нашим главным союзником и
при штурме Крыма, и при подавлении Кронштадта. Не следует ли соорудить
памятник льду? Экая чушь, законы классовой борьбы, выстроенные на базисе
льда, на замедлении бега каких-то жалких молекул!
Однако вовсе не эти парадоксы были главной мукой комбрига Градова. |