— Слушай, я думаю, тебе по-любому надо уехать. И как можно быстрее. Даже если ты там ничего и не вспомнишь. Даже если ты вообще из Воркуты или Гвинеи-Бисау.

— Почему? — удивилась я.

— Марин, ты извини, но ведь тебя же почему-то хотели убить. И, считай, почти убили. А если узнают, что все-таки нет?

Голову тяжело сдавило, в ушах зазвенело.

— Да, пожалуй, ты прав, — прошептала я.

* * *

«Я свое уже отплакала. Это непродуктивно».

Пожалуй, только одна женщина из тех, кого он знал, могла сказать что-то подобное.

Зайдя в палату и обнаружив на койке у окна нечто напоминающее персонаж фильма ужасов или экспонат криминалистического музея, Андрей оторопел. Как ему только удалось не выдать себя? Кошмар, лихорадочно думал он, стараясь глядеть куда-нибудь в сторону. Это даже хуже, чем я думал. Надо срочно какую-нибудь тему для разговора придумать. Высидеть минут пятнадцать и уйти. И все. Мама права. Герой из меня никакой. Да, жалко, но не более того. Что делать, я не из тех, кто милосердно ухаживает по сорок лет за лежачим сумасшедшим. Такой уж вот я… спринтер. Один рывок, не более того.

Но вот она заговорила, и что-то волшебным образом переменилось. Было в ее словах нечто, от чего у Андрея мурашки по спине побежали. Он-то думал, что сидит эта самая Марина тут и плачет с утра до вечера. Может, даже о самоубийстве думает. А она хоть и стесняется своего уродства, кажется, держится молодцом. И как ей удается? Он бы на ее месте… Похоже, ее и утешать не надо.

Он задумался о том, как помочь ей уехать в Сочи, и вдруг поймал себя на мысли о том, что после того, как первый шок прошел, перестал обращать внимание на ее лицо. Ну, почти перестал. Во всяком случае, смотрел на нее спокойно и не передергивался внутренне, холодея животом.

А еще вот что было странно. Особо общительным Андрея вряд ли кто-то назвал бы, и, хотя ему ни разу не приходилось мучительно выдавливать из себя фразы в разговоре с малознакомым собеседником, определенный барьер между ним и новым знакомым оставался надолго. Бывало, что так и не исчезал, даже через много лет. А вот с этой девушкой он исчез буквально через несколько минут.

* * *

День шел за днем. Жизнь казалась похожей на слегка остывший чай. Вроде горячий, крепкий, ароматный, но… Всего-то на градус ниже нужного — и уже не то. Не бодрит и не согревает. Просто напиток, а никак не удовольствие.

Или так и должно быть? Откуда ему знать?

Но что-то Денису подсказывало: нет, не должно.

Все в Инне его раздражало. Буквально все. Он в конце концов перестал притворяться перед самим собой. Все, что ему раньше в ней так нравилось, теперь вызывало оскомину. И слова сестры о том, что Инна насквозь фальшивая, не шли из головы. А еще назойливым комаром крутились слова из песни: «Час да по часу». Что там дальше, Денис не помнил, но и этого вполне хватало, поскольку обрисовывало его жизнь полно и лаконично. Час да по часу. Утро — и вечер. И новый день. Чтобы снова час да по часу. А еще — капля за каплей, вот и накапал целый бассейн. Все в строку попало. И компьютер, в который Инна влезала без спросу, и поездки в «Ленту», и ужимки эти ее противные, откуда только взялись. Да мало ли еще что!

Он нанял для нее водителя, флегматичного краснолицего мужичка-боровичка по имени Олег, страстью которого были электронные игрушки. Навороченная версия «Тетриса» всегда была при нем, и, едва только выдавалась свободная минутка, Олег начинал азартно жать на кнопочки. Впрочем, через неделю Инна настояла на том, чтобы водитель безвылазно находился у себя дома и ждал ее звонка — на тот случай, если ей вдруг понадобится куда-нибудь поехать. Благо что Олег жил от них через два дома.

— Посуди сам, — сказала она Денису, — а вдруг мне вообще никуда не понадобится? Он что, целый день будет в машине под окном сидеть? Ладно бы у нас дом был с отдельной комнатой для прислуги.