Сержант обошёл крыло и упал на песок рядом с ним.

— Привет, радость моя, — сказал Кроу. Ответа не последовало.

Лумис стоял у хвоста, наблюдая, как луч света серебрит горизонт. За считанные минуты свет стал багровым и окрасил дюны — враг пробуждался. Лумис видел, как улёгся на песок Уотсон. Вчера вечером, перед началом работы, Лумис подошёл к сержанту.

— Понимаешь, — попытался он втолковать парню, — этот шанс мы должны испробовать все вместе, а не кое-кто из нас. Ты один из самых крепких. Понимаю, дело не в том, что ты боишься тяжёлой работы…

Сержант зарывал в песок свои босые ноги, обдумывая ответ.

— У нас только один шанс — затаиться и не шевелиться, а если и это не спасёт, то ничто уже не спасёт. Послушай, я — в армии, понял? Завербовался на следующие десять лет, и не спрашивай, почему я это сделал. У меня квартира на Фэнхем Ист, рядом с газовым заводом. Это единственное на свете место, куда я могу сунуться, — там живёт моя тёща и вся чёртова женина родня. Если бы у меня была с собой её карточка, я бы её тебе не показал. Она весит за сто кило, а волосы, как растрёпанный веник, не говорю уж о голосе. Слава богу, у нас нет детишек.

Глядя в глаза Лумису, он засомневался, можно ли все это выразить словами.

— Я в армии скоро уже девятнадцать лет. Видел войну и все такое, а потом меня пинали по всему свету люди вроде этого Харриса — слыхал его вечное «Сержант Уотсон!»? Он и другие ублюдки так погоняли меня, что — веришь? — я сыт всем по горло. А теперь скажу тебе кое-что такое, что тебе покажется смешным. Я в отпуске. В отпуске с того самого момента, как мы сюда свалились, понял? Я не в армии, и Харриса тут нет, и нет никаких других дел, кроме как сидеть без ботинок с утра до ночи и вспоминать всех женщин, с какими имел дело. А если нас не найдут и такая моя судьба, то я умру спокойно. И хочешь знать ещё? У меня при себе пятьдесят монет. Сойдут за обратный билет, дополнительный, конечно, а? Я ведь первый раз провожу отпуск не на этой занюханной Фэнхем Ист, где меня ждёт с протянутыми руками весь выводок. Пятьдесят монет, и не на что их тратить, здесь-то! Подумать только! — Он дёрнулся всем телом, между истёртыми кривыми пальцами ног засочился песок. — Прямо как миллионер в отпуске!

Лумис возразил:

— Но если мы построим этот самолёт, ты ведь будешь его пассажиром? Что скажешь на это?

Ответ у Уотсона был наготове:

— А что, разве я не платил за билет?

Выход нашёл Моран. Они работали, вытаскивая монорельс и лебёдку, отпуская большие полуторадюймовые гайки крепления крыла, строя козлы из поломанных лонжеронов и устанавливая их на камнях, на которые наткнулся при посадке «Скайтрак». Но для того чтобы извлечь основание крыла из зажимов, сил не хватало. Рельсовый рычаг мог повредить стойку основания

— он, таким образом, исключался.

И хотя было уже заполночь, они обливались потом. Так прошёл час, пока Моран не направился в салон и не растормошил крепко спящего сержанта.

— Пойдём, Уотсон, быстрее, — шёпотом, чтобы не разбудить Кепеля, скомандовал он.

— В чем дело?

— Шевелись!

Тилни тоже проснулся и побрёл за ними, прислушиваясь к разговору шедших впереди мужчин. Моран говорил:

— Я мобилизую вас на эту работу. Обоих. Это приказ.

— Эй, послушайте…

— Молчать, Уотсон!

В дюнах отозвалось эхо последних слов. Они присоединились к работающим. Моран объявил:

— У нас прибавилось двое. Попробуем ещё раз.

Козлы сломались, но к двум утра крыло было свободно, и они начали долгую и упорную борьбу за то, чтобы перетащить его по песку, двигая то за край, то за основание, разравнивая лопатами песок, взрыхляемый крылом, пока Лумис не догадался упереть рельс в выгнутую стойку шасси с левой стороны и тащить лебёдкой.