После того как юношу вынесли из самолёта, капитан Харрис прибрал сиденья и нашёл ещё несколько завалившихся листов. Одна страница была замысловато свёрнута, образуя конверт. «Отец, мать и Инга». И ниже адрес.
Харрис думал, письмо будет адресовало на фамилию родителей — герру и фрау Кепель. Но нет… в свой последний час он называл их с детства дорогими и потому самыми уместными сейчас именами. Было исписано почти полстопки бланков. Харрису хотелось узнать, следует ли их отправлять домой с первым случайно залетевшим сюда ангелом. Первый лист был озаглавлен «Белая птица».
«Однажды, давным-давно, в глухом лесу, намного большем, чем Чёртов Лес или любой другой лес на свете, жили три человека. Их дом был сложен из толстых брёвен, а по бокам нависали скаты крыши…»
Капитан почувствовал, как его нога медленно скользит по крови, пролившейся из брезента. Продолжая чтение, он крепче опёрся на другую ногу.
«Давным-давно двое из них при печальных обстоятельствах лишились сына, а третья, самая красивая девушка во всем лесу, оплакивала своего возлюбленного… она так горевала, что обрезала свои длинные белые волосы. Но они снова отросли, словно этого хотел её возлюбленный. Она опять их обрезала, и опять они выросли и так красиво блестели…»
На третьем листе почерк стал нечётким, нажим пера сильнее. Дальше говорилось о белом замке и о какой-то старухе-волшебнице, жившей в пещере. Она сделала магическое прорицание тем троим, что жили в бревенчатом доме, наказав запастись терпением и ждать.
…«Настал день, когда они увидели большую белую птицу, летающую в вышине над лесом, а на спине птицы сидел юноша в золотых доспехах, который кого-то им сильно напоминал. Трижды прокружилась над ними белая птица и опустилась на ближние вырубки. И они втроём бросились в том направлении. Длинные светлые волосы девушки развевались на ветру, пока она бежала меж огромных деревьев, а…»
Сквозь дверь донёсся чей-то голос:
— Вот так-то, кэп.
Это был Кроу с тряпкой в руке. Харрис скатал листы и положил на сетку для ручной клади.
— Надо немного убрать, — говорил Кроу, опускаясь с тряпкой на колени, и капитан вышел из самолёта. Ему захотелось постоять у свежей могилы. Он знал заупокойную молитву на память, потому что ему несколько раз приходилось помогать священнику.
Уже пятеро.
Над головой неподвижно висел голубевший на фоне неба шёлк. Вокруг него, обжигая лицо и глаза, волнилось марево, в котором перемешивались небо, песок и гнетущая тишина.
Сэмми, Ллойд, Робертс, Кобб, Кепель…
Ты все сказал, Лью. Это Фрэнк Таунс разбил «Скайтрак» и убил четырнадцать человек, потому что возомнил себя выше риска, на который шёл.
Жар опалял глаза, и если бы Харрис решился их открыть, то наверное ослеп бы. Это было как раз то, что нужно: ему больше не хотелось видеть.
Пятеро. Осталось девять. Чтобы медленно их догонять. Ты окажешься прав, Лью. Надеюсь, это принесёт тебе какое-то облегчение.
Он чувствовал себя сгорающим на медленном огне.
Пистолет висел на ремне в кобуре. Ему нравилось держать его при себе. Если хочешь пробиться в этом мире, надо иметь одно из двух, что поднимает над остальными; деньги или пистолет.
Подпишись, Уотсон, ещё на десять лет. Если тебе повезёт, мы устроим ещё одну славненькую войну. А война может вывести в люди. Пусть подавятся, свиньи. Теперь он король, миллионер на каникулах, и при пушке.
С полудня он следит за Харрисом. Проклятый Харрис уселся перед своей химией, подливает масло. Забавно наблюдать за ним. Не замечает других, только разве тогда, когда к нему обращаются. Можно подумать, жизнь зависит от этой карманной кухни, которую он там развёл. Все, что она даст тебе, не больше плевка, но до него это никогда не дойдёт. Сидит с прямой спиной, как на параде. |