Таунс говорил медленно, едва сдерживаясь:

— Я не забываю, Стрингер, — конструктор вы. Но вести эту штуку придётся мне.

Что-то про себя бормотал Кроу, занятый сверлением отверстий в фюзеляже. Подошёл Тилни с горстью болтов, которые он добыл из старых сидений.

— Шайбы нужно ставить, мистер Стрингер?

Ответа не последовало. Стрингер был занят выяснением отношений с Таунсом.

— Эта «штука», мистер Таунс, имеет название. Она называется аэропланом. Я считаю, что лётчик с вашим опытом должен испытывать уважение к машине, на которой он полетит.

Медленно, без выражения, моргали карие глаза за стёклами очков. Как у рептилии, подумал Таунс. Он сказал:

— Хорошо, пусть будет аэроплан. — Может, Моран и прав: этому парню надо потакать — только так можно его приручить. — Но я испытывал бы куда больше уважения к нему, если бы знал, что мотор работает.

Стрингер вытягивался на глазах. Это случалось и во время его прошлых стычек с лётчиком, когда он требовал, чтобы Таунс работал, как все другие. Он продолжал вытягивать своё тело — теперь его плечи уже доставали до крыла.

— Мотор работал прекрасно, мистер Таунс, до тех пор, пока песок не забил жиклёры во время бури. Я понял, вы сняли и очистили карбюратор. Следовательно, мотор будет работать, как и прежде, если только вы уверены, что должным образом прочистили жиклёры.

От дальней стороны фюзеляжа шла мерная дробь. — Моран работал молотком. Ближе находился Кроу. Он прислушался к раздражённым голосам.

В испарителе все время булькало, пламя отбрасывало пляшущие тени. Моран на минуту прекратил работу, и тут услышал нервный разговор этих двоих.

— Стрингер, жиклёры чистые. Я сам их прочистил. Но этот двигатель не работает уже три недели. При такой жаре могла произойти конденсация масла на контактах, возможна и воздушная пробка в горючем, наконец, может закоротить цепь высокого напряжения. Или вы ничего не слышали о подобных вещах? Если мы испробуем мотор сегодня ночью, то у нас будет время и силы, чтобы найти неисправность и устранить её. У нас есть запасной мотор, который можно разобрать, если понадобится. — Он старался говорить примирительно, как Моран, но у него это не получалось. — Если эту машину поведу я, то я намерен проверить мотор сегодня.

Таунс чувствовал, как на теле проступает испарина, он знал, что не может себе позволить гневаться — все, что влекло за собой потоотделение, было сейчас опасно, но этого ненормального ничем не проймёшь. Виноват Моран: носится с ним, как с божком, вот конструктор и возомнил себя всемогущим.

Бросил работу Альберт Кроу. Он перешёл на другую сторону, туда, где Белами привинчивал рамы для сидений.

— Дейв, опять свара.

— Слышу.

— Белами уронил болт, нырнул за ним рукой, но он навсегда утонул в песке — придётся искать другой, а это как минимум десять минут.

— Действует на нервы, — буркнул Кроу.

— Мне тоже. Но я-то тут при чем?

Кроу промолчал. Стычка не утихала.

— Если мы испробуем мотор, — взвизгнул монотонный голос, — у хвоста поднимется пыль и забьёт соединения тяг. Вибрация подвергнет всю структуру излишнему напряжению. Мы израсходуем пиропатроны, а их всего семь. На запуск мотора их может уйти четыре-пять, и на воскресенье останется только два или три. Полагаю, вы понимаете, мистер Таунс, что у нас не будет никакого другого способа завести двигатель, после того, как мы используем все пиропатроны? — Голос оставался визгливым. — Или вы хотите, чтобы мы умерли здесь от жажды, имея готовый самолёт, только потому, что не сможем запустить двигатель?

Таунс чувствовал, как по шее ползёт капля пота, руки сжались.