— Доброе утро, Братец, — приветствовал его Уилл Генри, стараясь говорить спокойно. Ему не хотелось, чтобы мальчик заметил его озабоченность, потому что тогда он будет плакать еще сильнее; так он поступал со своими детьми, когда они расшибали пальцы ног о пенек. — Чем могу быть полезен? Что случилось? — Братец от облегчения чуть не свалился на пол и попытался начать свой рассказ, но рыдания сдавили ему горло и не дали говорить. Уилл Генри присел рядом с ним на ступеньки. — Ладно, не волнуйся. Не торопись и дыши глубже. Рабочий день только начался, так что спешить некуда. — Братец, наконец, пришел в себя и заговорил.

— Там, в лесу, этот парень.

И он опять умолк.

— Значит, в лесу.

— Да, сэр, рядом со скаутской хижиной, прямо у подножия Обрыва Голо.

— И что этот парень там делает, Братец?

— Он ничего не делает, сэр. Он мертв.

У Уилла Генри перехватило дыхание.

— А раньше, Братец, ты когда-нибудь видел мертвецов?

— Нет, сэр.

— Так откуда ты знаешь, что он мертв? — Уилл Генри подумал, что, быть может, мальчик наткнулся в лесу на спящего бродягу.

— Ну, он голый, сэр. А в глазах у него муравьи.

Братец Мэйнард проснулся ровно в шесть утра. Будильник был ему не нужен. Он почистил зубы, оделся и отправился на кухню. Сделал яичницу, поджарил два ломтика бекона и положил их в сэндвич, аккуратно завернув его в вощеную бумагу. Собака Бастер, почти что чистокровная гончая, следила за всем этим с интересом и за внимательное ко всему отношение заработала кусочек хлеба. Братца звали Джон, но родители звали его Братцем, а сестру Сестрицей, и чужие люди тоже стали их так называть. Братцу было четырнадцать.

Он тепло оделся и поехал на велосипеде в депо МБЖД. Бастер семенил поблизости. Где-то около шести тридцати поезд из Атланты, проходя станцию, сбрасывал 400 экземпляров газеты «Атланта Конститьюшн». Братец отсчитывал 172 и складывал каждый из них в форме шляпы-треуголки, пока грелся у печки в кабинете начальника станции. Газеты он ровной стопкой укладывал в велосипедной корзинке, предназначенной для перевозки продуктов, затем, крутя педали, объезжал практически весь «город» (в противоположность «рабочему поселку») по эту сторону железнодорожной линии и аккуратно раскладывал их на крыльце каждого из подписчиков. Он редко клал теперь газеты на крышу или под крыльцо. В завершение пути он стал изо всех сил крутить педали, взбираясь вверх по Широкой улице, где у него жили еще одиннадцать подписчиков. Этот район он всегда объезжал в самом конце, чтобы потом получить удовольствие от свободного спуска с горы. Последней точкой доставки был почтовый ящик Фокси Фандерберка, который тот, чтобы не ездить за газетой в Делано, приколотил к одинокому столбу, установленному на гребне горы, как раз на границе города. А дом Фокси стоял на целую милю дальше, по ту сторону горы, которая находилась уже в графстве Тэлбот.

Когда Братец опустил «Конститьюшн» в почтовый ящик Фокси, он свернул с дороги на тропу, прорубленную бойскаутами и шедшую от вершины горы мимо бойскаутской хижины прямо к концу Четвертой улицы. Тропа была достаточно широкой и ровной, вполне пригодной для езды на велосипеде, и Братец уже предвкушал долгий, крутой и практически беспрепятственный спуск с горы. Солнце уже встало, и половина горы была ярко освещена его лучами, в то время, как вторая половина покоилась в холодном голубом мареве. Братец поехал вниз со все возрастающей скоростью. Ему еще никогда не удавалось проехать весь путь, ни разу не воспользовавшись тормозом, но в это утро он был преисполнен решимости. Велосипед несся все быстрее и быстрее.