Г-н Авар устало кивнул головой. В глубине души он был полностью согласен с прокурором и разделял все его опасения. Преступность, действительно, угрожающе росла и принимала невиданные доселе масштабы. Но что же было делать? Вся ответственность за происходящее ложилась на плечи начальника сыскной полиции. Генеральный же прокурор с г-ном Фюзелье только делали распоряжения и давали советы. Именно это являлось причиной того скрытого противостояния между министерством юстиции и сыскной полицией, которое г-н Авар тщательно скрывал и в котором ни за что на свете не решился бы признаться.

— Конечно, господин прокурор, — как бы извиняясь произнёс Авар, — в Париже совершается много преступлений, потому что повсюду много преступников. А преступников много оттого, что наш суд чрезмерно снисходителен к ним.

Этот аргумент, естественно, ещё больше разозлил генерального прокурора.

— Всё это побасёнки, господин Авар! Если нам и приходится быть снисходительными, то только потому, что полиция плохо ведёт дела и не предоставляет нам достаточно оснований для обвинения. Хотите, я приведу вам пример?

— Сделайте милость, господин прокурор!

— Нам впервые удалось задержать Фантомаса, не так ли?

Г-н Авар улыбнулся.

— Простите, сударь, но это не вам, а нам, полицейским, удалось задержать этого неуловимого бандита.

— Пусть так, но это ничего не меняет… Как бы там ни было, Фантомас в тюрьме, и господин Фюзелье может хоть каждый день вызывать его к себе в кабинет и допрашивать. Однако полиция, г-н Авар, работает таким образом, что в Париже каждый день совершаются преступления одно ужаснее другого, и молва приписывает их никому иному, как Фантомасу. Повсюду только и слышно: «Фантомас напал, Фантомас убил, Фантомас похитил…» А Фантомас между тем сидит за решёткой!

— И какой же вы делаете отсюда вывод? — спросил Авар.

— Единственно возможный, сударь! — отрезал прокурор. — Полиция работает в Париже таким образом, что любой апаш, любой хулиган может безнаказанно объявлять себя Фантомасом и сеять панику среди населения.

Прокурор торжественно замолчал, уверенный, что на этот раз его аргументы произвели должное впечатление на оппонента. Однако тот отнюдь не выглядел смущённым.

— Мне прекрасно известно, что автором всех творящихся в Париже преступлений молва считает Фантомаса. Но это целиком вина прокуратуры, господин Казамажоль.

— Это почему же? — изумлённо поднял брови г-н Фюзелье.

— Очень просто… Если люди не перестают твердить: «Фантомас сделал то, Фантомас сделал это», значит, они просто не верят, что Фантомас в тюрьме. И многие говорят, что Жюв не может быть бандитом, а ведь за решёткой сидит именно Жюв! А настоящий Фантомас, считают они, гуляет тем временем на свободе.

— Но при чём здесь я? — раздражённо спросил прокурор. — Не могу же я убедить людей, что под именем следователя Жюва скрывается Фантомас, если они не хотят этому верить. И тем не менее это совершенно очевидно, и я не знаю, какие ещё доказательства…

Начальник полиции сделал протестующий жест.

— В том-то и дело, господин прокурор, что для общественного мнения это совершенно не очевидно. Мы арестовали Жюва и объявили: «Жюв — это Фантомас». Однако общественное мнение не следило за сложным ходом наших рассуждений и доказательств.