Граф побледнел и положил руку на кобуру; я сделал то же движение, и он заметил его.

«Что же далее?» — спросил он, тотчас опомнившись.

«Я видел, как вы вышли из подземелья, как закопали ключ».

«И что же вы решили, сделав все эти открытия?»

«Не дать вам убить мадемуазель Габриель де Нерваль, как вы уже пытались убить Полину де Мёльен».

«Полина не умерла?» — воскликнул граф, останавливая лошадь и потеряв наконец свое адское хладнокровие, не оставлявшее его ни на минуту.

«Нет, сударь, Полина не умерла, — отвечал я, останавливаясь, — Полина живет, вопреки письму, которое вы написали ей, вопреки яду, который вы ей оставили, вопреки трем дверям, которые вы заперли за ней, а я отпер ключом, закопанным вами… Теперь понимаете?»

«Совершенно! — воскликнул граф, протягивая руку к одному из пистолетов. — Но вот чего я не понимаю, сударь: как вы, владея такими тайнами и такими доказательствами, не донесли на меня?»

«Это оттого, сударь, что я дал священную клятву и обязан убить вас на дуэли, как если бы вы были честным человеком. Итак, оставьте в покое ваши пистолеты, потому что, убивая меня, вы можете испортить дело».

«Вы правы, — отвечал граф, застегивая кобуру и пуская лошадь шагом. — Когда же мы деремся?»

«Завтра утром, если хотите», — ответил я, также опуская поводья своей лошади.

«Прекрасно. Где же?»

«В Версале, если место вам нравится».

«Очень хорошо. В девять часов с моими секундантами я буду ожидать вас у пруда Швейцарцев».

«С господами Максом и Анри, не правда ли?»

«Вы имеете что-нибудь против них?»

«Да: я хочу драться с убийцей, но не желаю, чтобы он брал в секунданты своих соучастников. Это должно происходить иначе, если позволите».

«Объявите свои условия, сударь», — сказал граф, кусая губы до крови.

«Так как нужно, чтобы свидание наше осталось тайной для всех, чем бы оно ни кончилось; каждый из нас выберет себе секундантов из офицеров версальского гарнизона, для которых мы останемся неизвестными. Они не будут знать причины дуэли и будут присутствовать только для того, чтобы предупредить обвинение в убийстве. Согласны ли вы?»

«Совершенно, сударь… Итак, ваше оружие?»

«Так как мы можем нанести шпагой какую-нибудь жалкую царапину и она помешает нам продолжать дуэль, пистолеты мне, сударь, кажутся предпочтительнее. Привезите свой ящик, я привезу свой».

«Но, — возразил граф, — мы оба с оружием, условия наши высказаны, для чего же откладывать до завтра дело, если можно окончить его сегодня?»

«Я должен сделать некоторые распоряжения, и мне эта отсрочка необходима. Мне кажется, что в отношении к вам я вел себя таким образом, что могу получить это позволение. Что касается страха, испытываемого вами, то будьте совершенно спокойны, сударь, повторяю: я дал клятву».

«Этого достаточно, сударь, — отвечал граф, кланяясь, — завтра в девять часов».

«Завтра в девять часов».

Мы поклонились друг другу в последний раз и поскакали в противоположные стороны.

В самом деле, отсрочка, которую я просил у графа, была едва достаточна для приведения дел моих в порядок; поэтому, вернувшись домой, я тотчас заперся в своей комнате.

Я не скрывал от себя, что удача на дуэли зависела от случая: мне были известны хладнокровие и храбрость графа. Итак, я мог быть убитым. В этом случае мне нужно было обеспечить состояние Полины.

Хотя во всем только что рассказанном мною я ни разу не упомянул ее имени, — продолжал Альфред, — мне нет надобности говорить тебе, что воспоминание о ней ни на минуту не оставляло меня.