Если уж она собирается перебраться в город, нужно знать, как себя вести, как держаться, как говорить.
Если верить маме, Поля похожа на свою городскую ровесницу примерно как свирепый дворовый пес на комнатную болонку. Эмилия Петровна, учительница химии, держала такую до прошлой весны. А в мае забавную собачонку нашли с перегрызенным горлом. Мама сказала – Рекс порвал, цепной пес, из ревности.
Поля помяла подол и негодующе фыркнула: и с одеждой проблемы. Не ехать же в город в таком тряпье? Ткань под пальцами почти расползается от старости. Да и великовато платье, плечи почти у локтей висят, а уж широченное – жуть.
Это не мамино, соседка свое пожертвовала «на перешив». А Поля не стала возиться, к чему? В лес сойдет и ладно, все равно никто ее тут не видит.
Поле повезло, одна из девиц присмотрела подходящее место у самой излучины реки, ельник там подступал к берегу совсем близко и стоял плотно, стеной. Если залечь в нем, ни одна живая душа не заметит.
Поля поежилась и стянула ворот потуже, чтоб за шиворот не сыпались колючие иголки. Пожалела, что не надела Павкину кепку или платок и решительно полезла в самую чащобу.
«Сюда уж точно никто не сунется, – угрюмо размышляла она, устраиваясь под ломкими, полусухими ветками и обирая с лица паутину. – На той стороне поляны смешанный лес, берез полно, туда и пойдут…»
Поля легла и невольно хмыкнула: настоящие шпионские страсти! Жаль, бинокля нет. Хотя к чему ей бинокль? И без него все отлично видно, кое-что, например, она бы предпочла не заметить.
Поля поморщилась: один из парней, высокий, худой, синеглазый, почти наголо остриженный, сунул руку светловолосой девчонке прямо под футболку, бесцеремонно нашаривая грудь. Девица, к Полиному изумлению, возмущаться не спешила. Глупо хихикнула и что-то зашептала, прижимаясь к парню.
Поля брезгливо отвернулась и стала с любопытством наблюдать за разбивкой лагеря. Она никогда раньше не видела таких ярких и красивых палаток, в боковых стенках даже окна прорезаны и затянуты подобием стекла.
«Мне бы такую, – с завистью подумала Поля. – Я бы в ней до самой глубокой осени жила. Ни ветер, ни дождь не страшны. Вот только яркая слишком, не спрятать. Правда, если полотно грязью замазать и ветками для маскировки обложить…»
Через полчаса Поля пришла к выводу, что ошиблась: перед ней не сверстники. Студенты, скорее. Кто-то упомянул о сессии, и на него дружно зашикали, требуя замолчать – отдыхать они сюда приехали или как?
Поля всматривалась в горожан, и ей совсем не хотелось на них походить. Они показались девушке пустыми как куклы.
Они и бесед-то никаких не вели. Перекидывались глупыми шутками – Поля половины не понимала – и потрошили рюкзаки, накрывая «стол». Еще беззастенчиво целовались, и парни тискали девиц, ничуть не стесняясь друг друга. Никакой любовью, на Полин взгляд, здесь не пахло.
Поля заскучала. Выбраться прямо сейчас из ельника она не могла, широкоплечий хмурый парень – он почему-то оказался без пары – рубил дрова, и щепки летели Поле почти в лицо, так близко он устроился.
Русоволосый, сероглазый, горбоносый, с крупным насмешливым ртом, он Поле не понравился. Самоуверенностью излишней, пожалуй. Вел себя в лесу, как дома. Ладно, хоть сухостой рубил, а не живые деревья.
Поля зевнула. Она сегодня поднялась часа в три утра, из-за отчима. Он ввалился в избу пьяный в дым и злющий неимоверно, кто-то на станции поставил под глаз синяк. Хорошо, на ногах почти не держался, Поле удалось сбежать, едва отчим ворвался в детскую «наводить порядок».
Поля удрученно сдвинула брови: ведь обязательно к чему-нибудь прицепится, в первый раз, что ли? Скажет – вещи не на местах, платье не так висит, книги не там лежат, полукеды свои Павка не рядком поставил, а Наткины игрушки прямо под ногами валяются. |