– А как это? Я, конечно, не мастак на всякие игры, но все‑таки расскажи. Никогда еще не слышала, чтобы играли в радость.

Поллианна засмеялась, потом вздохнула, и ее худое личико погрустнело.

– Это началось, когда нам среди пожертвований достались костыли, – торжественно изрекла она.

– Костыли?

– Да. Мне тогда ужасно хотелось куклу, вот папа и попросил женщину, которая собирала пожертвования. А та леди ответила, что кукол никто не жертвовал, поэтому вместо куклы посылает маленькие костыли. Она писала, что они могут тоже пригодиться.

– Ну, пока я не вижу ничего забавного, – сказала Нэнси. – Что же это за игра, просто глупость какая‑то.

– Да вы не поняли. Наша игра в том и заключалась, чтобы радоваться, несмотря на то, что радоваться вроде бы нечему. Вот мы с этих костылей и начали.

– Домик мой с палисадником! Да как же можно радоваться, когда ты ждешь куклу, а тебе присылают костыли!

Поллианна от радости даже в ладоши захлопала.

– Можно! Можно радоваться! Можно! Можно! – восклицала она. – Я тоже сначала подумала так же, как вы, – честно призналась она, – но потом папа мне все объяснил.

– Может, поделишься, окажешь милость? – обиженно спросила Нэнси, ибо ей показалось, что девочка просто смеется над ней.

– А вот слушайте дальше, – как ни в чем не бывало принялась объяснять Поллианна, – именно потому и надо радоваться, что костыли мне не нужны! Вот и вся хитрость! – с победоносным видом завершила она. – Надо только знать, как к этому подступиться, и тогда играть не так уж трудно.

– Просто бред какой‑то! – буркнула Нэнси и с тревогой посмотрела на Поллианну.

– Никакой не бред, а очень умная игра, – горячо запротестовала та. – Мы с тех пор в нее все время с папой играли. Вот только… Только… Все‑таки в нее иногда очень трудно играть. Например, когда твой отец уходит в лучший мир и у тебя не остается никого, кроме Женской помощи.

– Вот именно! – с жаром поддержала ее Нэнси. – И когда тебя любимая родственница запихивает в каморку на чердаке, в которой даже мебели‑то пристойной нет.

Поллианна тяжело вздохнула.

– Вообще‑то я сначала расстроилась, – призналась она. – Особенно потому, что мне было очень одиноко. А потом, мне так хотелось жить среди всех этих красивых вещей… Знаете, Нэнси, я вдруг почувствовала, что просто не могу играть в свою игру. Но потом я вспомнила, что ненавижу глядеть на свои веснушки, и тут же порадовалась, что у меня нет зеркала. Ну, а когда я взглянула в окно, и мне из него вид так понравился… И стало совсем хорошо. Понимаете, Нэнси, когда ищешь, чему бы порадоваться, обо всем остальном как‑то меньше думаешь. Это то же, что с куклой.

У Нэнси к горлу подступили слезы, и она смогла лишь хмыкнуть в ответ.

– Обычно мне не приходится тратить на это слишком много времени. А иногда это вообще происходит само собой. Ведь я уже столько лет играю в эту игру, и хорошо натренировалась. Но все равно, чем больше я играю, тем больше увлекаюсь. Па… – голос ее дрогнул, – папа тоже очень любил играть. А теперь мне, наверное, будет труднее. Ведь папы‑то нет, а одной играть не так легко. Я вот надеюсь… – она замялась, потом решительно выпалила: – Может быть, тетя Полли согласится играть со мной?

– Ах, чулочки вы мои, панталончики! – пробормотала Нэнси себе под нос. Затем, повысив голос, обратилась к девочке:

– Сдается мне, мисс Поллианна, что я не больно‑то хорошо смогу играть. Но все‑таки я постараюсь.