Он последовал за нею и встал в дверях прачечной. Он знал, что помощь лучше не предлагать; она говорила, что он даже кухонные полотенца сворачивал неправильно.
— Джастин звонил, — сказала она. — Он с Карлом в Венеции. В молодежном общежитие. Сказал, что их таксист разговаривал на очень хорошем английском. Он весело проводит время.
— Отлично.
— Ты был прав, не рассказав про диагноз, — сказала она. — Ты был прав, а я ошибалась.
— Впервые за наш брак.
Она наморщила свой нос ему.
— Джас с таким нетерпением ждал этой поездки. Но ты должен будешь признаться, когда он вернется. Мэй приедет из Сирспот на свадьбу Грейси, и это будет подходящим временем.
Грейси была Грейси Гудхью, старшим ребенком Тома и Нормы. Карл Гудхью, попутчик Джастина, был средним.
— Посмотрим, — сказал Стритер. У него был один из пакетов для рвоты в заднем кармане, но он никогда не чувствовал меньшего желания блевать. Что он действительно чувствовал так это голод. Впервые за много дней.
Ничего там не произошло — ты же знаешь это, верно? Это просто небольшой психосоматический подъем. Он исчезнет.
— Как и мои волосы, — произнес он.
— Что, милый?
— Ничего.
— Да, и к разговору о Грейси, Норма звонила. Она напомнила мне, что их очередь приглашать нас на ужин к ним в четверг вечером. Я сказала, что спрошу у тебя, но что ты ужасно занят в банке, работаешь допоздна, из-за всех этих проблем с неудачной ипотекой. Не думаю, что ты хочешь видеть их.
Ее голос был так же нормален, и спокоен как всегда, но внезапно она начала плакать, невероятно большие слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Любовь становилась банальной в более поздние годы брака, но сейчас она словно заново расцвела, как это было в первые годы, когда они жили вдвоем в паршивой квартире на Коссут-стрит и иногда занимались сексом на коврике в гостиной. Он вошел в прачечную, взял из рук рубашку, которую она сворачивала, и обнял ее. Она горячо обняла его в ответ.
— Просто это так тяжело и несправедливо, — сказала она. — Мы пройдем через это. Я не знаю как, но мы пройдем.
— Это точно. И мы начнем с ужина в четверг вечером с Томом и Нормой, так же, как делаем это всегда.
Она отшатнулась, глядя на него своими влажными глазами.
— Ты собираешься сказать им?
— И испортить ужин? Нет.
— Ты ведь даже не сможешь поесть? Без… — Она поместила два пальца на сомкнутые губы, надула щеки, и собрала глаза в кучку: комическая пантомима рвоты, которая заставила Стритера усмехнуться.
— Не знаю насчет четверга, но сейчас я съел бы что-нибудь, — сказал он. — Не возражаешь, если я поищу себе гамбургер? Или могу сходить в «Макдоналдс»… может, принесу тебе шоколадный коктейль…
— Боже мой, — сказала она, и вытерла глаза. — Это чудо.
— Я точно не назвал бы это чудом, — сказал Стритеру доктор Хендерсон в среду днем. — Но…
Это было спустя два дня, как Стритер обсудил вопросы жизни и смерти под желтым зонтиком мистера Эльвида, и за день до еженедельного ужина Стритера с Гудхью, который на этот раз состоится в просторном жилище, о котором Стритер порой думал как о «Доме Выстроенном на Мусоре». Разговор проходил не в офисе доктора Хендерсона, а в небольшой приемной в главной больнице Дерри. Хендерсон попытался отговорить его от МРТ, говоря Стритеру, что страховка не покроет ее, а результаты на 100 % не оправдают надежд. Стритер настоял.
— Ну что, Родди?
— Опухоли, кажется, сжались, и твои легкие выглядят чистыми. |