— Тем не менее, я чувствую себя хорошо, — сказал Стритер, — именно поэтому я попросил анализ. Это сбой?

— Тебя тошнит?

— Пару раз, — признался Стритер, — но я думаю, что это из-за химиотерапии. Кстати, я прекращаю ее.

Родди Хендерсон нахмурился.

— Это очень неразумно.

— Неразумно было начинать с этого, друг мой. Ты сказал, «Сожалею, Дэйв, вероятность того, что ты умрешь прежде, чем получишь шанс сказать «С Днем Святого Валентина», девяносто процентов, поэтому, мы собираемся испортить время, что у тебя осталось, накачав тебя ядом. Ты можешь почувствовать себя хуже, если я введу тебе отстой со свалки мусора Тома Гудхью, но вряд ли». И как дурак, я согласился.

Хендерсон выглядел обиженным.

— Химиотерапия является последней надеждой на…

— Не неси чепуху, трепач, — сказал Стритер с добродушной усмешкой. Он сделал глубокий вздох, который проделал весь путь до основания его легких. Он превосходно себя чувствовал.

— Когда рак агрессивный, химия не для пациента. Это просто дополнительные страдания за деньги пациента, чтобы, когда он умрет, доктора и родственники могли обнять друг друга у гроба и сказать: мы сделали все, что смогли.

— Это грубо, — сказал Хендерсон. — Ты знаешь, что склонен к рецидиву, не так ли?

— Скажи это опухолям, — сказал Стритер. — Тем, которых больше там нет.

Хендерсон посмотрел на слайды «Глубоких Темнот» Стритера, которые все еще щелкали с двадцатисекундными интервалами на экране конференц-зала и вздохнул. На них все было в порядке, даже Стритер знал это, но казалось, они делали его доктора несчастным.

— Расслабься, Родди. — Мягко сказал Стритер, как когда-то возможно говорил Мэй или Джастину, когда любимая игрушка потерялась или сломалась. — Дерьмо случается; чудеса также порой случаются. Я прочел это в «Ридерз Дайджест».

— За мой опыт, они никогда не случались в трубе МРТ. — Хендерсон поднял ручку и постучал ею по папке Стритера, которая значительно выросла за прошедшие три месяца.

— Все случается в первый раз, — сказал Стритер.

Вечер четверга в Дерри; сумерки летней ночи. Заходящее солнце, отбрасывало свои красные и мечтательные лучи на три отлично подрезанных, политых, и озелененных акра Тома Гудхью, которые было опрометчиво называть «обветшалым задним двором». Стритер сидел в шезлонге на террасе, слушая стук тарелок и смех Джанет и Нормы, пока они загружали посудомоечную машину.

Двор? Это не двор, это представление рая для поклонника «Магазина на диване».

Был даже фонтан с мраморным ребенком, стоящим в его центре. Так или иначе, это был херувим с голой задницей (естественно, писающий), что сильнее всего оскорбляло Стритера. Он был уверен, что это была идея Нормы — она вернулась в колледж, чтобы получить степень в области гуманитарных наук, и имела банальную претенциозность в классике — но, тем не менее, видя эту вещь здесь в умирающем свечении совершенного вечера Мэна и зная, что ее наличие было результатом монополии на мусор Тома…

И вспомнив о дьяволе (или Эльвиде, если вам так больше нравится, подумал Стритер), появился сам Король Мусора, с горлышками двух потеющих бутылок «Споттед Хэн», зажатых между пальцами его левой руки.