— Кончай! Свой он. Не видишь?!

Я запомнил каждого из них и мысленно поклялся, что, если выберусь живым и мне предоставится случай, обязательно отблагодарю — во что бы ты ни стало вытащу, освобожу, отпущу…

— Воры! Вы свидетели…

— Пусть кто-нибудь позвонит…

Я сидел на стуле, раздетый донага, и безостановочно жевал орбит без сахара.

Любая нестыковка грозила мне смертью — мои новые знакомые, не задумываясь, посадили бы меня на нож…

Воры тут же постановили: одна из проституток наберет записанный на билете номер телефона и прокричит в трубку, типа, "Петровка! срочно выезжайте, тут разбой в подъезде…"

Немедленно нашлась и девка, пожелавшая сыграть роль жертвы ночного разбоя: худая, рижского разлива рыжая сучка.

— Дайте! Я!

— Звони!

В кабинете на Петровке, 38, в крыле, где раньше размещалось Оперативное Управление, к утру собрались коллеги.

Я уже знал, что должно произойти дальше.

Тот, кто снимет трубку, сразу назовет себя и добавит официальное:

— "Слушаю!"

На этот счет существовала то ли инструкция, то ли традиция.

Некоторые особо прыткие из нас добавляли еще и свое лейтенантское или капитанское звание…

Мою игру можно было считать проигранной.

"Это всё! Мой бесславный конец…"

Подробности происшедшего я узнал уже потом, когда унес ноги.

К утру опера в кабинете расслабились, некоторые дремали. Среди них и Пашка Вагин тоже…

Рембо — в то время уже добившийся определенной независимости, удачливый, старший опер, успел даже поправить настроение стаканом портвейна. С его ростом и весом это проходило вовсе незаметно для начальства и тех, кто его недостаточно знал.

Мое счастье, что этой ночью ближе других к телефонному аппарату оказался именно он.

Рембо снял трубку не сразу. Может посчитал, что звонит начальство.

— Алло! — Он с понта дремал.

Женский голос прокричал с надрывом:

— Алло! Это Петровка? У нас тут разбой в подъезде!..

Что подсказало Рембо заподозрить подвох? Смутило в первой ее фразе? Или в истеричном крике…

А, может то, что для разбоя в подъезде рассвет — час неподходящий? Или то, что один из его оперов пока еще не вернулся с серьезного задания? И не звонил…

— Петровка? — уже спокойнее крикнула девка.

— Херовка! — Рембо бросил трубку.

Через минуту тот же голос повторил атаку:

— У нас разбой! Это Петровка?

— Какая Петровка, сука? Дай поспать…

Дом Ростовых

Обычно пустой, запущенный двор здания "Писательских союзов", известного также как Дом Ростовых — именно в нем Лев Толстой устроил первый бал своей Наташе — с памятником литературному гению посредине, поразил непривычной деловой суетой.

За время, что я не был на Поварской — многое вокруг изменилось.

У флигеля высокой Иностранной Комиссии, формировавшей когда-то писательские группы для зарубежных поездок, толпились какие-то люди. Это не были "инженеры человеческих душ", как когда-то назвал их Сталин, для которых поездки на казенный счет были наградой за угодничество и лояльность.

Пропущенные сквозь сито Комиссии, они при первой же возможности катили по Свету, беспрестанно жалуясь читателям на невыносимую тоску, которая охватывает их в первые же минуты после пересечения государственной границы социалистической родины.

Сегодня во флигеле располагалось небольшое уютное кафе, названное "Толедо" на испанский вкус.