|
Боялись воды, боялись оползней крутых краев. Сами строители с трудом верили, что можно вычерпать гигантскую чашу, начерченную проектировщиками.
Сейчас Николай Рогатин — опытный, знающий инженер. Семьдесят молодых специалистов получили закалку в Лебедях. Тысячи инженерных задач пришлось решать людям на пути к красному камню. Двадцать пять миллионов кубов земли надо было вынуть и увезти, чтобы истомленные ожиданием люди могли бросить вверх шапки и закричать: «Руда!» Двадцать пять миллионов кубов! Это два с половиной года непрерывной денной и нощной работы. Десятки мониторов размывали грунт, десятки экскаваторов, больших и малых, шагающих и ползающих, выгрызались в землю. Сотни автомашин день и ночь сновали по дороге, нагревали ее так, что зимой впору босиком ходит. Автомашины начинали свой путь и умирали, изнашивались на крутой дороге из карьера. Только люди росли, мужали, набирались опыта на этой беспримерной стройке. И вот идет руда. Все чаще звучит команда: «Сегодня взрыв!» В такие дни замолкают экскаваторы, землесосы. Автомобили все до единого покидают карьер. Безмолвна и величественна гигантская ступенчатая яма. Слышно, как булькает вода в отливных трубах и часто стучит секундомер… Взрыв! Вздрагивает ковш экскаватора — убежище взрывников. Сверху падают камни и красная рудная пыль. Туманится теплая и влажная, вывернутая наизнанку преисподняя земли. Кажется — не динамитный, а первозданный дым идет из земной толщи. Отсюда, из Лебедей, первая руда идет в металлургический Липецк. Отсюда взяли по камню на память все, кто два с лишним года вгрызался в землю. Три камня взял и положил рядом с ленинской книжкой инженер Николай Рогатин. <sub>Г. Губкин. 10 февраля 1960 г.</sub>
Снегири
Если у лошади выдернуть из хвоста волос, можно сделать мировецкую петлю. — Зачем? — Неужели не знаете? — Ленька искренне удивился такому невежеству. — Да вы хоть снегирей-то видели?.. Идите сюда. Ленька взял меня за рукав, повел вдоль плетня, заставил пригнуться. Почти на четвереньках проползли мы по снегу к старой груше. Возле пролома в плетне Ленька беззвучно зашевелил губами: «Глядите!» Пятнадцать розовых птиц застыли на ветках. Не понять — то ли дремлют, не то прислушиваются… Согнули своей тяжестью заиндевелые ветки, черным глазом провожают красную зорю птицы. Если отвернуть у шапки уши, слышна тонкая, как перезвон люстры, снегириная песня. — Слышишь? — шепчу Леньке. Он тоже возится с шапкой, улыбается глазами: — Слышу… — Хотите подарю одного? — говорит Ленька, когда мы, вытряхнув из валенок снег, усаживаемся в сани. — Это как же? — Чудак человек. Да ведь, если выдернуть у лошади волос, мировецкая петля получится… — Скажи-ка лучше, почему снегирей снегирями зовут? — спрашиваю я в свою очередь. Леньке хочется угадать. Он ерзает на соломе, но в конце концов добродушно сознается: — Не знаю. — Понимаешь, вместе с зимой, с морозами, со снегом прилетают. Снег — снегирь… Неожиданная простота отгадки приводит Леньку в восторг. — Значит, бабушкин домовой это потому, что в доме… Пустырь… Богатырь, — бормочет Ленька. — Эх, забегу-ка я к Витьке! Уж я ему загадаю. Ленька хватает портфель и, проваливаясь в сугробы, бежит к домику под камышовой крышей: — Спасибо, что подвезли! * * * Поселок стоит у мельницы. Оттого, наверное, и название странное у поселка — Мельница. А речку зовут Ира. |
