Мы заглядывали в норы, хлопали ладонями по утрамбованным лазам. Кто-то там под землей все это слышал и терпеливо ждал окончания беспокойства, уверенный: земляная крепость надежна.

Барсучьи городки служат животным десятки и сотни лет. А недавно, кажется где-то в Германии, сделав углеродный анализ, зоологи определили: барсучьему поселению более тысячи лет. И оно по-прежнему обитаемо! Сколько человеческих селений сметено временем, сколько всяких перемен на земле. А поколения барсуков живут-поживают в счастливо выбранном месте,

где их никто и ничто не тревожит. «Нехило!» — скажет кое-кто из читателей. Да, долговечность барсучьей крепости впечатляет. Но вообще-то барсуков на земле осталось немного. Нет таких крепостей у природы, которые человек не умел бы разрушить.

_{Фото из архива В. Пескова. 7 июня 1996 г.}

Умолкающий невидимка

(Окно в природу)

Слышали его многие, но мало кто видел. Для меня с детства он был самой загадочной птицей. Каждый вечер за гумном, в травах слышались странные крики: «Крэке! Крэке!»

И не в одном месте. Перекличка продолжалась до ночи и была, как и петушиные крики, частью деревенской жизни. Конечно, хотелось узнать — кто это прячется в травах и не боится подавать голос? Я крался, и казалось, вот-вот кто-то из травы вылетит. Иногда птица кричала в каких-нибудь пяти шагах. Я бросался в нужное место, но никто не взлетал. А крик минут через пять раздавался из другой, тоже недальней, точки.

Мне рассказали, что это коростель, что он бегает, а не летает и что даже на зимовку на юг «он ходит пешком». От этих рассказов интерес к таинственной птице рос. Но увидел коростеля я лишь в Подмосковье. Нехитрой тактикой птицу все же можно заставить взлететь.

Вдвоем, заметив место, откуда, как вызов, доносится «Крэке! Крэке», надо бежать в эту точку навстречу друг другу, и птица взлетает. Хорошо рассмотреть ее не удается. Летит низко, неуверенно, как бы нехотя. И скоро опускается в травы. Запоминаются рыжевато-красные крылья и свисающие вниз ноги.

Но однажды я все же увидел коростеля и на земле. На открытое место возле пруда из-под ног у меня покатились пушистые черные шарики. Птенцы. Но чьи? Трех я поймал. Их писк на ладони заставил мать выбежать из травы на открытое место. Она старательно привлекала к себе вниманье обычным для птиц приемом — прикинулась раненой. Короткое, сероватое, хорошо заостренное копьецо с крыльями! Крылья висели, как подбитые, и были сверху рыжевато-красного цвета. Это была коростель-мама. Я пощадил ее, спешно отпустив с ладони подвижных, как ртуть, птенцов, и заросли сразу же скрыли неосторожно оказавшуюся на открытом месте семейку.

Дома я стал листать книги с желаньем узнать подробности жизни таинственной невидимой птицы. Увы, в большинстве специальных книг коростель не упоминался, а если все же обойти его было нельзя, то говорилось о птице кратко одно и то же: живет в луговых травах — «шныряет в них, как шильце», в гнезде — до двенадцати птенцов, взлетает лишь в крайних случаях, но вопреки распространенному мненью на зимовку на юг добирается все-таки не пешком.

Стихия коростеля — мокрый луг.

Малые знания о голосистом луговом крикуне вполне объяснимы. Он очень редко кому попадается на глаза. Проследить за его жизнью непросто. Старина Брем в десяти томах своих замечательных наблюдений отвел страничку и коростелю. Но рассказал главным образом о наблюденьях за птицей в неволе. По Брему, коростель покладист, хорошо приручается. Но, посаженный в клетку с другими птицами, он показал себя не только заносчивым драчуном, но и охотником. Мелких птиц он ловко убивал долотом-клювом и поедал жертву, из чего Брем сделал вывод, что в природе коростель поедает не только семена трав, насекомых и слизняков — в травяных джунглях он при случае опустошает и гнезда птиц.