Адриатической любови –

Моей последней –

Прости, прости!

9 мая 1909 (16 января 1914)

2

«Холодный ветер от лагуны…»

Евг. Иванову

Холодный ветер от лагуны.

Гондол безмолвные гроба.

Я в эту ночь – больной и юный –

Простерт у львиного столба.

На башне, с песнию чугунной,

Гиганты бьют полночный час.

Марк утопил в лагуне лунной

Узорный свой иконостас.

В тени дворцовой галлереи,

Чуть озаренная луной,

Таясь, проходит Саломея

С моей кровавой головой.

Всё спит – дворцы, каналы, люди,

Лишь призрака скользящий шаг,

Лишь голова на черном блюде

Глядит с тоской в окрестный мрак.

Август – октябрь 1909

3

Слабеет жизни гул упорный,

Уходит вспять прилив забот.

И некий ветр сквозь бархат черный

О жизни будущей поет.

Очнусь ли я в другой отчизне,

Не в этой сумрачной стране?

И памятью об этой жизни

Вздохну ль когда‑нибудь во сне?

Кто даст мне жизнь? Потомок дожа,

Купец, рыбак, иль иерей

В грядущем мраке делит ложе

С грядущей матерью моей?

Быть может, венецейской девы

Канцоной нежной слух пленя,

Отец грядущий сквозь напевы

Уже предчувствует меня?

И неужель в грядущем веке

Младенцу мне – велит судьба

Впервые дрогнувшие веки

Открыть у львиного столба?

Мать, что поют глухие струны?

Уж ты мечтаешь, может быть,

Меня от ветра, от лагуны

Священной шалью оградить?

Нет! Всё, что есть, что было, – живо

Мечты, виденья, думы – прочь!

Волна возвратного прилива

Бросает в бархатную ночь!

Август – сентябрь 1909

Перуджия

День полувеселый, полустрадный,

Голубая гарь от Умбрских гор.

Вдруг – минутный ливень, ветр прохладный.

За окном открытым – громкий хор.

Там – в окне, под фреской Перуджино,

Черный глаз смеется, дышит грудь:

Кто‑то смуглою рукой корзину

Хочет и не смеет дотянуть…

На корзине – белая записка:

«…Questa sera…[17] монастырь Франциска…»

Июнь 1909 (5 мая 1911)

Флоренция

1

Умри, Флоренция, Иуда,

Исчезни в сумрак вековой!

Я в час любви тебя забуду,

В час смерти буду не с тобой!

О, Bella[18], смейся над собою,

Уж не прекрасна больше ты!

Гнилой морщиной гробовою

Искажены твои черты!

Хрипят твои автомобили,

Твои уродливы дома,

Всеевропейской желтой пыли

Ты предала себя сама!

Звенят в пыли велосипеды

Там, где святой монах сожжен,

Где Леонардо сумрак ведал,

Беато снился синий сон!

Ты пышных Медичей тревожишь,

Ты топчешь лилии свои,

Но воскресить себя не можешь

В пыли торговой толчеи!

Гнусавой мессы стон протяжный

И трупный запах роз в церквах –

Весь груз тоски многоэтажный –

Сгинь в очистительных веках!

Май – июнь, ноябрь 1909

2

Флоренция, ты ирис нежный;

По ком томился я один

Любовью длинной, безнадежной,

Весь день в пыли твоих Кашин?

О, сладко вспомнить безнадежность:

Мечтать и жить в твоей глуши;

Уйти в твой древний зной и в нежность

Своей стареющей души…

Но суждено нам разлучиться,

И через дальние края

Твой дымный ирис будет сниться,

Как юность ранняя моя.