Вечер Бреду одиноко.

         Тускло горят фонари.

         Там… над домами… далеко

         узкая лента зари.

         Сердце сжимается больно.

         Конка протяжно звенит.

         Там… вдалеке… колокольня

         образом темным торчит.

1902

Кошмар среди бела дня

         Солнце жжет Вдоль тротуара

         под эскортом пепиньерок

         вот идет за парой пара

         бледных, хмурых пансионерок.

         Цепью вытянулись длинной,

         идут медленно и чинно —

         в скромных, черненьких ботинках,

         в снежно-белых пелеринках…

         Шляпки круглые, простые,

         заплетенные косицы —

         точно все не молодые,

         точно старые девицы.

         Глазки вылупили глупо,

         спины вытянули прямо.

         Взглядом мертвым, как у трупа,

         смотрит классная их дама.

         «Mademoisell Nadine, tenez voue

         Droit»[1 - Мадемуазель Надин, держитесь прямо (фр.)]… И хмурит брови строже.

         Внемлет скучному напеву

         обернувшийся прохожий…

         Покачает головою,

         удивленно улыбаясь…

         Пансион ползет, змеею

         между улиц извиваясь.

1903

Москва

На окраине города

         Был праздник: из мглы

         неслись крики пьяниц.

         Домов огибая углы,

         бесшумно скользил оборванец.

         Зловещий и черный,

         таская короткую лесенку,

         забегал фонарщик проворный,

         мурлыча веселую песенку.

         Багрец золотых вечеров

         закрыли фабричные трубы

         да пепельно-черных домов

         застывшие клубы.