Свиваю со стези надмирной

         Своей порфирою эфирной

         За миром мир, за веком век.

         Из непотухнувшего гула

         Взметая брызги, взвой огня,

         Волною музыки меня

         Стихия жизни оплеснула:

         Из летаргического сна

         В разрыв трагической культуры,

         Где бездна гибельна (без дна!), —

         Я, ахнув, рухнул в сумрак хмурый, —

         – Как Далай-лама молодой

         С белоголовых Гималаев, —

         Передробляемый звездой,

         На зыби, зыблемые Майей…

         В душе, органом проиграв,

         Дни, как орнамент, полетели,

         Взвиваясь запахами трав,

         Взвиваясь запахом метели.

         И веял Май – взвивной метой;

         Июнь – серьгою бирюзовой;

         Сентябрь – листвою золотой;

         Декабрь – пургой белоголовой.

         О лазулитовая лень,

         О меланитовые очи!

         Ты, колокольчик белый, – день!

         Ты, колокольчик синий, – ночи!

         Дышал граненый мой флакон;

         Меня онежили уайт-розы,[30 - Духи.]

         Зеленосладкие, как сон,

         Зеленогорькие, как слезы.

         В мои строфические дни

         И в симфонические игры,

         Багрея, зрели из зари

         Дионисические тигры…

         Перчатка белая в руке;

         Сюртук – зеленый: с бельм кантом…

         В меня лобзавшем ветерке

         Я выглядел немного франтом,

         Умея дам интриговать

         Своим резвящимся рассудком

         И мысли легкие пускать,

         Как мотыльки по незабудкам;

         Вопросов комариный рой

         Умел развеять в быстротечность,

         И – озадачить вдруг игрой, —

         Улыбкой, брошенною… в вечность…

         Духовный, негреховный свет, —

         – Как нежный свет снегов нездешних.