Изменить размер шрифта - +

         И не напрасно было заклинанье:

         Судьбы откликнулись на голос твой!..

         Но новою загадкою в изгнанье

         Ты возразил на отзыв роковой…

         Года прошли – и вот из ссылки тесной

         На родину вернувшийся мертвец,

         На берегах реки, тебе любезной,

         Тревожный дух, почил ты наконец…

 

         Но чуток сон – и по ночам, тоскуя,

         Порою встав, он смотрит на восток

         И вдруг, смутясь, бежит, как бы почуя

         Передрассветный ветерок.

 

    ‹1850›

 

 

 

Венеция

 

 

         Дож Венеции свободной

         Средь лазоревых зыбей,

         Как жених порфирородный,

         Достославно, всенародно

         Обручался ежегодно

         С Адриатикой своей.

         И недаром в эти воды

         Он кольцо свое бросал:

         Веки целые, не годы

         (Дивовалися народы)

         Чудный перстень воеводы

         Их вязал и чаровал…

         И чета в любви и мире

         Много славы нажила —

         Века три или четыре,

         Всё могучее и шире,

         Разрасталась в целом мире

         Тень от львиного крыла.

         А теперь?

         В волнах забвенья

         Сколько брошенных колец!..

         Миновались поколенья, —

         Эти кольца обрученья,

         Эти кольца стали звенья

         Тяжкой цепи наконец!..

 

    ‹1850›

 

 

 

«Святая ночь на небосклон взошла…»

 

 

         Святая ночь на небосклон взошла,

         И день отрадный, день любезный,

         Как золотой покров, она свила,

         Покров, накинутый над бездной.

         И, как виденье, внешний мир ушел…

         И человек, как сирота бездомный,

         Стоит теперь и немощен и гол,

         Лицом к лицу пред пропастию темной.

Быстрый переход