Ох, благодать, скажу я вам! Воздух чистый, полезный, свежий — особенно после дождичка. Бодрит. — Музыканты уже млели, поддавшись романтике идиллической повести, уже слышали свежий воздух, уже дышали озоном, слышали и спокойный шелест листьев, но торопились, искоса поглядывая на часы (не опоздать бы!). — Вокруг грибочки под кустами прячутся, — не замечая, в том же мечтательном тоне продолжил генерал. — Ёжики туда — сюда, шурш, шурш, белочки скачут, птички…
— В смысле девочки… — мягко исправил неточность в партитуре повествования прапорщик Кобзев.
И так он это артистически тонко поправил генерала, что даже старшина в первую секунду привычно не отреагировал, не одёрнул… Потому что в генеральской тональности Кобзев был. В мечтательно-лирической. Музыкант!
— Нет, товарищ Кобзев, ошибаетесь… — дёрнул головой генерал.
Старшина опомнился, вытаращив глаза, одёрнул наглеца.
— Кобзев!
— Ничего-ничего, — заступился генерал, и поведал и Кобзеву, и всем остальным. — Девочками не интересуюсь, а вот молодыми женщинами, вернее… гха-гхымм… — Генерал спохватился, осёкся. — Отставить! Это за скобками. — Пряча глаза, заключил он.
Музыканты и не возражали, и ладно, понятное дело, наш мужик, нормально, как они, в принципе. Всё сказал, всем всё понятно.
Один старшина, поджав губы, продолжал укоризненно смотреть на Кобзева…
— Виноват, товарищ генерал. — Оттолкнувшись взглядом от глаз и лица старшины, запоздало признался прапорщик Кобзев.
— Да без проблем… — отмахнулся генерал. — Мы ж неформально… Побеседовали. — Золотарёв повернулся на стуле, хлопнул обеими руками по коленям, с улыбкой — снизу вверх — глянул на стоящего рядом с ним лейтенанта…
— Так что, товарищ дирижёр, всё. Кстати, — генерал вскинул брови, вгляделся в музыкантов, — я почему-то не вижу ваших воспитанников, Ершова с Бодровым. И в строю их не было. Где они, что с ними? Не заболели?
— Никак нет, товарищ генерал, — доложил лейтенант, — они уже в детском… эээ… военно-спортивном лагере. Живы, здоровы, отдыхают. Мы их вчера проводили. Лето, товарищ генерал. И у них отпуск. — Ответил дирижёр. — На всё лето.
— А, да-да, лето. Это хорошо, это правильно. Привет им, если увидите. Признаюсь: мне они очень понравились, и всем офицерам в полку, да и… всем, в общем. Хорошие ребята. Хорошая у вас получилась инициатива, товарищ дирижёр. Молодцы. И прапорщик Мальцев, конечно. Сидите, сидите. — Рукой остановил поднимающегося с места прапорщика. — Кстати, как ваша супруга, прапорщик? Как её самочувствие? У вас вроде тоже планируется пополнение?
— Так точно, товарищ генерал, четвёртый месяц. — Заметно смутившись, ответил Мальцев.
— Это хорошо. Мальчика планируете или девочку?
— Девочку, конечно. Мальчишки у нас уже есть. — Улыбаясь, ответил Мальцев.
— В смысле… А, — догадался генерал. — Вы про Ершова и Бодрова? Да-да, это верно, это хорошо. Хорошие ребята. Честно скажу, не ожидал, но… Молодцы. Вы все молодцы. Особенно вы — товарищ прапорщик. Такое дело на себя взять это… это… Это по-нашему, по мужски. Я за вас рад. Весь полк вами гордится, я знаю, и я тоже. Это факт. — Вновь рукой остановил попытку Мальцева не то поблагодарить, не то оправдаться. — Сообщу по секрету. Чуть позже, к осени, мы их официально приказом по полку проведём. Чтоб без двояких толкований. |