Четвертое. Если только воззвания церковнослужителя затрагивают государственный закон или текущий политический процесс, волей-неволей церковнослужитель превращается в политическую фигуру и идет на риск — подвергнуться политическому освистанию.

Пятое. Тут нам не 68-й год, и в любом случае невоспитанно и нецивильно вмешиваться в свободное собрание и проникать в частное владение. Предпочтительнее поступать так, как принято у англосаксов. Протестующие собираются у входа в помещение, где будет выступать опротестовываемый, с транспарантами и лозунгами, тем выказывая свое несогласие, но не мешая входить посетителям. К слову сказать, кто митингует в помещении собрания, обычно попадает в толпу людей, которые на стороне опротестовываемого, и толку от такого протеста ноль. Если же оставаться наружи, митингующие завлекают прохожих, агитируют зевак, и пользы от подобного митинга гораздо больше.

В каком смысле релятивизм?

Может быть, виной всему не столько неотесанность СМИ, сколько вообще специфика нашего времени (наши современники, высказываясь, думают больше всего о том, как их покажут в средствах информации), — однако явно создается впечатление, что в последнее время некоторые дискуссии, даже среди людей, предположительно хоть какой-то философский ликбез прошедших, — разворачиваются под перестук дубинок, без малейшего изящества и с использованием тонких научных терминов в качестве булыжников.

Характерный пример — споры, бушующие в Италии между так называемыми teocons, обвиняющими светских мыслителей в «релятивизме», и представителями светской мысли, которые клеймят своих противников за «фундаментализм».

Что имеют в виду те, кто говорит о «релятивизме» в философии? Что наши понятия о мире не обнимают всей сложности мира, а являют собой всякий раз только частную проекцию, в которой только крупица правды? Это философы-католики утверждали и в прежние времена, и в нынешние.

Или что наши представления не поддаются оценке в терминах «правды», а могут быть оценены лишь в терминах соответствия историко-культурной ситуации? Эту позицию занял — в своем варианте «прагматизма» — такой философ, как Рорти.

Или что все нам известное отображает прежде всего способ, которым субъект познает действительность? Старый, бесконечно милый Кант.

Или что любая высказанная мысль истинна исключительно внутри заданной парадигмы? Это называется «холизм».

Что этические ценности относительны и соответствуют конкретным культурам? Это начали понимать еще в XVII веке.

Что не существует фактов, существуют только интерпретации? Это сказал Ницше.

Может быть, хотят нам напомнить, что если Бога нет, значит, все дозволено? Это нигилизм Достоевского.

Или подразумевается теория относительности? Умоляю, оставим, хватит.

Надо же все-таки понимать, что релятивисты по Канту — это не релятивисты по Достоевскому (потому что Кант верил в Бога и верил в долг). Что релятивизм кантианцев имеет крайне мало общего с релятивизмом культурной антропологии, поскольку кантианству присуще неверие в факт, а антропологи не сомневаются в факте. И что холизм школы Куайна неотторжим от здравого эмпиризма, который верит в стимулы, получаемые нами от среды; ну и так далее.

В общем, похоже, что термин «релятивизм» приложим к самым разным формам современной мысли, часто контрастирующим между собой. Иногда релятивистами называют тех мыслителей, чья система глубоко реалистична. Тогда «релятивизм» произносят с той же полемической интонацией, с которой иезуиты в XIX веке обличали «кантианскую отраву».

Но если релятивизм — это и то, и другое, и третье, получается — есть только две философии, к которым обвинение в релятивизме никак не липнет. Это радикальный неотомизм, во-первых, и учение Ленина о познании, изложенное в «Материализме и эмпириокритицизме», во-вторых.