Изменить размер шрифта - +
Добро еще что Иегова просто устроил Аврааму розыгрыш — но Авраам-то делал все на полном серьезе. Исаак вообще постоянно вляпывался в какие-то истории. Смотрите, что произошло после того, как отцом стал он сам. Иаков не убил его, в конечном счете, но выцыганил у него право первородства путем подлога, с издевкой над его слабовидением. Такая подлость, думаю, и гаже, и нахальнее порядочного отцеубийства.

Все претензии древних и новых (des anciens et des modernes) обычно взаимны. Начиная со знаменитого спора XVII века, к которому восходит эта формула. Да, верно, Перро, а за ним Фонтенель утверждали, будто творения современных писателей более продвинуты, чем произведения предшественников, и, следовательно, новинки лучше чем старье (после чего poetes galants и esprits curieux особенно усердно работали в новых жанрах — опера, рассказ, роман). Но спор-то сперва возник из ядовитой критики Буало в адрес новых, из недовольства всех тех литераторов, кто ратовал за подражание старинным авторам. Да и впоследствии споры сильно подогревались язвительными филиппиками «древних». Любым новаторам всегда и везде противостоят laudatores temporis acti. Нередко преклонение перед новизной и резкое отторжение прошлого как раз и рождаются как ответ на всеохватный консерватизм.

В мои времена существовали «Новейшие поэты», но нам преподавали в школе, что за две тысячи лет до этих в древнем Риме тоже была школа poetae novi. Во времена Катулла термин «modernus» еще не употреблялся, и слово «novi» было самоопределением поэтов, черпавших вдохновение в лирике греков, в противовес традиции латинян. Овидий в «Науке любви» писал:

Но что новые очень раздражали апологетов ушедшего времени — нам указывает Гораций, использовавший в значении «современный» слово «nuper». Он говорил:

То же самое отношение проявляют сегодня некоторые рецензенты, ругая молодых романистов за то, что те пишут не так, как писали в «их время».

Термин «modernus» появился как раз когда оканчивалась эпоха, которую мы называем «античностью», то есть около V века н. э., когда во всей Европе установились действительно темные времена, предшествовавшие каролингскому возрождению. Эти времена из всех возможных кажутся наименее «модерновыми». Но я должен сообщить вам (парадокс, но факт): в эти-то темные века, после того как воспоминания о былом величии потускнели, после того как от прежнего мира остались только обломки, уродливые, обгорелые, тихо наметилось обновление, которого сами новаторы не заметили. На самом же деле именно тогда начали складываться новые европейские языки, — думаю, самое новаторское, самое культурно-потрясающее явление за две тысячи лет. Параллельно этому и классическая латынь начала превращаться в средневековую. Появились у деятелей культуры и первые признаки гордости за собственное новаторство.

Первое проявление гордости — осознание, что переделанная латынь уже не та, что существовала в античности. После распада империи римлян древний континент переживал упадок земледельческой культуры, по разрушении римских городов, дорог и акведуков Европа зарастала деревьями, и поэты, иллюстраторы и монахи жили в древесном мире как в «сумрачном лесу», полном страхолюдных чудищ. Григорий Турский в 580 году жаловался на конец литературы. Не помню уж какой Папа сомневался, действительны ли крещения, совершаемые на территории Галлии, потому что там крестят во имя Patris et Filiae (Отца и Дочери) и Святаго Духа, до такой степени священнослужители перевирают латынь. И вот на фоне этого забвения всяких правил, в период между VII и X веками, развилась так называемая «estetica hisperica», то есть стиль, который утвердился от Испании до Британских островов, охватив Галлию.

Классическая латинская традиция описала (и заклеймила) этот стиль как «азианский» (а позднее как «африканский») в противоположность выдержанному «аттическому».

Быстрый переход