А вот концовка Боббио:

Я просветитель-пессимист. Если угодно, просветитель, многое перенявший у Гоббса, у де Местра, у Макиавелли и у Маркса. В принципе я убежден, что пессимистическое мировоззрение приличествует человеку разумному больше, чем оптимистическое. Оптимизм предполагает восторженность, человеку разумному восторженность не свойственна. Оптимисты и те, кто считает историю драмой, но драмой со счастливым концом. Я знаю только, что история — драма, но мне неизвестно, счастливый ли у нее конец. Оптимисты — это другие, это такие люди как Габриэль Пери, который, умирая со славой, писал: «Готовлю поющие завтра». Завтра наступили, но песен мы не слышим. Озираюсь: какие песни! Одно рычание.

Я пессимист, но я не отвергаю мир. Я исповедую здоровое воздержание, оргии оптимизма кончились. Теперь — спокойный отказ участвовать в пире риторов, в бесконечном праздновании. Жест пресыщения — не отвращения. Пессимизм не препятствует деятельности, напротив, придает ей сосредоточенность, придает цельность. Между оптимистом, лозунг которого: «Не будем беспокоиться, все само собой наладится» и пессимистом, чей ответ звучит: «Делай каждый день что ты должен, даже если все идет хуже и хуже», я выбираю пессимиста. (…) Я не говорю, что все оптимисты — пустобрехи, но все известные мне пустобрехи — оптимисты. Мне не удается отъединить в сознании слепую веру в историческое или божественное провидение от суетности тех, кто считает себя центром мира и думает, будто все произойдет по его хотению. Я ценю и уважаю, напротив, тех, кто работает, не требуя никакого обещания от мира, никакой гарантии, что мир исправится, не ожидает не то что наград, но даже и подтверждений. Только славный пессимист способен действовать со свободным умом, с крепкой волей, себя не выпячивая, с предельной преданностью собственным обязанностям (там же, с. 169–170).

Таково, и по мне, пересмотренное представление о назначении ученого.

Просвещение и здравый смысл

Вот мы тут спорим о Просвещении, и мне захотелось поспорить кое с чем конкретно. А именно — с тезисом Маффеттоне (с которым я, должен сказать, соглашаюсь по остальным пунктам) насчет того, что хотя Эудженио Скальфари всю жизнь занимается Просвещением, это якобы совсем не чувствуется теми, кто читает курируемые Скальфари литературный и научный разделы газеты «Репубблика».

Ну зачем же так преувеличивать. Если не считать раннего периода (двадцать лет назад культурная страница «Репубблики» была зациклена на проблеме дисбаланса между Северной Италией и Южной, потому что в то время Скальфари, как и все остальные, был посткрочеанцем), раздел культуры состоит в равных пропорциях из статей о Ницше и из рассуждений в духе литературных салонов XVIII века, так что определенная доза Просвещения там вполне наличествует. Коль уж на то пошло, это газету «Коррьере делла Сера» можно упрекнуть в некотором перекосе в сторону божественной тематики.

Но мы говорим не об этом.

Лучше давайте определим, что значит быть последователем Просвещения в сегодняшние времена. Эпоха Просвещения ушла и, по мне, малопродуктивно переквалифицироваться в столяров, как Дидро. Определим первостепенную посылку интеллектуальной этики просветительства — быть готовыми критически пересматривать не только любое верование, но и все то, что наука застолбила в качестве непререкаемых истин.