– Господь поможет, – сказал старичок, прощаясь.

10

Наутро им повезло – их приняли первыми.

Облисполком занимал старинное серое здание с высокими циркульными окнами. Говорят, что раньше здесь помещалась городская управа, а напротив, в теперешнем обкоме, губернская управа. Там, возле парадной двери, висела медная дощечка: «В этом здании работал великий русский писатель-сатирик М.Е.Салтыков-Щедрин».

Когда бы ни проходил мимо этого здания Павел Семенович, он непременно останавливался, смотрел на медную доску и всегда удивленно отмечал про себя:

«Вице-губернатор, генерал! А какую критику наводил?»

Он и теперь невольно задержался возле бывшей губернской управы и сказал:

– Видела, Марья, доску-то? Генералом был и то критиковал. А ты на меня орешь.

– Ну и дурак твой генерал! Чего ему не хватало?

– Дак разве критику для себя наводят?

– А для кого же?

– Для общества, голова! Чтобы всем хорошо жилось.

– Всем хорошо никогда не будет.

В это время из растворенной двери на них строго посмотрел постовой милиционер.

– Ну, пошли, пошли! Чего рот разинул? – Мария Ивановна потянула за рукав Павла Семеновича. – А то попадешь не в то место. Критик!

В вестибюле облисполкома тоже стоял милиционер, но чином поменьше и не такой строгий. Они остановились возле его тумбочки и стали рыться в карманах – паспорта искать. Постовой вежливо взял под козырек:

– Вам куда?

– К председателю или к любому заместителю.

– Пожалуйста, по лестнице на второй этаж.

Лестница была широкая, из белого мрамора с затейливыми балясинами в виде двух бутылок, приставленных друг к дружке донцами.

В большой приемной самого главного председателя им сказали, что Александра Тимофеевича нет и что он сегодня не принимает. Если хотят, то пусть обратятся к секретарю товарищу Лаптеву. Он разберется.

Секретарь облисполкома Лаптев оказался на редкость приветливым человеком; невысокий, плотный, с твердокаменной ладонью, но с лицом округлым, белым и мягким. Одет он был в серый костюм из плотной дорогой ткани, но уж сильно поношенный, застиранный на широких, как шинельные отвороты, лацканах. Он усадил Павла Семеновича и Марию Ивановну поближе к своему столу и все улыбался, словно на чай пригласил.

– Чем могу быть полезен? – спрашивал он, переводя ласковый взгляд с одного на другого.

– Дело-то у нас пустяковое, – сказала Мария Ивановна.

– Это как посмотреть, – перебил ее Павел Семенович. – Ежели со стороны оскорбления личности подойти, то здесь судом пахнет! – Павел Семенович вскинул голову, сердито поглядывая на Марию Ивановну.

– Да что случилось-то? – проявляя слегка нетерпеливость, спросил Лаптев.

– Меня оскорбили публично, в печати! Исказили факты… И не хотят давать опровержения.

– Да ты не с того начал. Помолчи! – остановила Мария Ивановна Павла Семеновича и обернулась к Лаптеву. – У нас дверь в общем коридоре… Отворялась наружу – внутрь притолока мешала. Возле нее спал пьяный сосед Чиженок. Ну вот…

– Ничего не понимаю, – Лаптев затряс головой и развел руками.

– Да при чем тут дверь? – раздраженно сказал Павел Семенович. – Дверь мы перенесли правильно, по законному постановлению исполкома. Ну? И в статье никто этого не оспаривает. Речь идет об искажении фактов, об умышленной клевете.

– Дурак ты! – вспыхнула Мария Ивановна. – Завтра перенесут дверь на старое место и Берта приедет… Что будем делать?

– Товарищи, товарищи, давайте спокойно! – Лаптев поднял руки и растопырил пальцы.