– Да что ты, господь с тобой? Что ты, Павлуша? Разве так можно? Вот погоди, мы в Москву съездим. Найдем на них управу…

Она обняла его одной рукой за плечи, а второй, как маленькому, прижимала голову к своей груди.

– Мне, Маша, то обидно, что я своей рукой подписал их фальшивую бумажку. Выдержки не хватило, – всхлипывал Павел Семенович.

13

И приснился Павлу Семеновичу чудный сон: будто бы попал он на прием к самому главному богу Саваофу.

Подошел он к тому зданию, где висит дощечка медная с надписью про писателя Салтыкова-Щедрина. Не успел толком постоять, надпись разглядеть, как толстые двери с бронзовыми ручками сами растворяются перед Павлом Семеновичем и милиционер (тот самый, что на них с Марьей строго посмотрел в первый наезд) теперь сам зазывает его, фуражку снял и кланяется через порог – заходите, мол, Павел Семенович. Давно вас поджидает сам хозяин.

Ладно. Вошел Павел Семенович, а перед ним вырос секретарь Лаптев, своей твердокаменной ладонью берет Павла Семеновича под локоток и ведет по широкой беломраморной лестнице, застланной красным ковром. Поднимаются они на второй этаж, а там народу, народу – пушкой не пробьешь. И все сидят чинно вдоль стен и ждут своей очереди. И тишина, как в церкви. Только что службы нету. А посреди большой залы стол, сидит за ним тот самый старичок, сторож с мукомольни из Стародубова. Как увидел он Павла Семеновича, так сразу вскочил и – к нему. Берет его под второй локоток и говорит:

– Пожалуйста, Павел Семенович, вас ждет Сам.

– Это с какой стати?

– Он же без очереди!

– Запишите его в список на общем основании! – закричали, заволновались посетители.

– Товарищи, товарищи! Нельзя его на общем основании, – сказал старичок. – Все ж таки у него сноха бывшая гражданка ГДР. Не шумите. Не то она сама придет – хуже будет.

– Почему? – спросил кто-то детским голоском.

– Потому как мы – особь статья, а граждане ГДР – особь статья. Всех мешать в одну кучу нельзя. Давление может произойти от непонимания языков.

И сразу все затихли, а дверь в другую залу сама растворилась, в проеме нет никого – глухая темнота. Павлу Семеновичу жутко стало, он даже остановился.

– Ступай, ступай… Господь поможет, – сказал старичок и затворил за ним дверь.

И вроде бы свет вспыхнул. Эта зала была еще больше той, в которой сидели посетители. И стол стоял посредине длинный-предлинный, под зеленым сукном, обставленный со всех сторон стульями. А в самом конце сидел в дубовом кресле сам бог, очень похожий на писателя Салтыкова-Щедрина, с бородой и с лысиной; сидел, строго смотрел на Павла Семеновича и даже не моргал. Павел Семенович совсем оробел, и ноги у него сделались ватными, поглядел было по сторонам на стулья, но приглашения сесть не получил, а сам сесть побоялся.

– Ты зачем пришел? – спросил его бог голосом доктора Долбежова.

– Хочу вас спросить: должен человек знать или нет, для чего он живет?

– Тайна сия великая есть… – ответил бог опять голосом Долбежова. – А зачем тебе знать это?

– Чтобы поступить по совести, – ответил Павел Семенович. – Допустим, меня обидели. Что мне делать? Отомстить обидчику? Но тогда придется плюнуть на общественную обязанность, потому что мстительность отнимет у меня все силы и время.

– А для чего тебе дадены сила и время? – спросил бог.

– Чтобы людям пользу делать, – ответил Павел Семенович.

– Как же ты делаешь эту пользу? – грозно спросил бог голосом Долбежова, поднял верхнюю губу и ткнул себе пальцем в зубы.