Но все они улыбаются. И все они счастливы…

ЭПИЛОГ

Машина стремглав промчалась по воскресному городу, но, выехав на шоссе, уже не торопясь, покатила в сторону Всеволожска. Мимо замелькали чахлые сосны, брошенные дачные времянки, уже то тут, то там загоревшийся осенними красками лес. Самсут и Сергею теперь не было никакого смысла спешить, ибо они уже не ехали в новую жизнь — они уже жили в ней.

— Скажи, а зачем ты тогда назвался шашлыком? — вдруг вспомнила Самсут.

— Каким шашлыком, когда? — удивился Сергей.

— Ну, тогда, в том письме ты еще подписался — Хоровац.

— Ах, тогда… А разве «хоровац» — это шашлык?

— Да, мне Каринка тогда сразу сказала.

— Надо же, а я и не знал. Тогда мне просто слово понравилось. Кстати, мне недавно рассказали рецепт шашлыка по-армянски.

— А разве по-армянски он как-то особенно делается?

— Да, не надо никакого уксуса, который я — ведь и не зря же — ужасно не люблю. Просто берешь мясо, лук и лимоны, режешь все кружочками и выкладываешь в большую посудину слой за слоем. Потом накрываешь все какой-нибудь досочкой и кладешь груз. И держать не надо целыми сутками, несколько часов прошло и достаточно.

— Мы непременно как-нибудь попробуем, — задумчиво сказала Самсут. — Но смотри, мы, кажется, уже подъезжаем.

Сергей достал карту.

— Да, судя по всему, это должно быть где-то здесь.

Сосен стало больше, они гигантскими свечами поднимались в небо, вырастая прямо из изумрудного мха, и от свечения коры воздух между их стволами казался золотисто-розоватым.

— Как в сказке, — завороженно прошептала Самсут.

И вот среди этого волшебного соснового леса показались напоминавшие его продолжение красноватые небольшие здания. Самсут молчала, глядя на крест над церковкой. А потом дотронулась до груди, кожей ощутив доброе тепло, исходящее от частицы священного дерева, запечатленной в божественном символе.

— Сережа, — начала она, — я должна сказать тебе…

— Я знаю, милая. Все хорошо. Все правильно. — Габузов накрыл руку жены своей ладонью. — Вот я и выполнил обещанное, дедушка Тигран — крестик бабушки Егинэ вернулся в нашу семью…

Они вышли и, не спеша, двинулись внутрь лабиринта краснокирпичных зданий. Им некуда и незачем было торопиться — перед ними была вся жизнь. Повсюду были сосны, и камни, и высокое небо. По пустынной дорожке они прошли в небольшой церковный дворик, беспокоясь о том, как бы двери храма не оказались закрытыми. Но двери, как и положено любому храму в любое время, стояли открытыми. Они легко подались, и Самсут с Сергеем оказались в прохладной тишине церкви. На них требовательно, как портрет бабушки Маро, смотрели черные глаза святых, и тихо потрескивали свечки, воткнутые в песок. И здесь, в храме было то же ощущение чистоты пространства и помыслов, ничего лишнего, камень и воздух. Сергей перекрестился и, увидев у стены слева столик, на котором лежали свечи, подошел, взял две и опустил в железную банку с прорезью последние остававшиеся у него деньги.

Они подошли к алтарю, поставили свечи перед распятием и стали молиться, каждый о своем, но зная, что другой молится о том же…

— Давай поклянемся здесь, что обязательно съездим с тобой в Армению! — невольно вырвалось у Самсут. — И тогда мне перестанут сниться сны, которые снятся с детства: все эти безмолвные камни, ручьи и потоки, солнце до рези в глазах…

— Мы обязательно поедем в Армению, — тихо и торжественно повторил Габузов.