На мгновение в воздухе повисла тягучая пауза, после которой Танкист затрясся в новом припадке истерического хохота, деликатно пережидая который, опер успел выкурить еще одну сигарету. Да и салон в «копейке» не худо было проветрить — а то, знаете ли, попахивает…

— …А теперь, Дима, слушай меня очень внимательно. Сейчас я уже не блефую, а предлагаю вполне реальную, взаимовыгодную сделку. У меня есть к тебе маленькая, ровным счетом ничего не стоящая просьба. Да что там — даже не просьба, а так, просьбишка. Если пойдешь мне навстречу, я не стану оформлять протокол задержания на нашу контору, а просто сдам тебя на руки эфэсбэшникам. Причем, преподнесу как явку на стадии добровольного отказа от доведения теракта до конца. К ним же уйдут твои показания на Шверберга: у этих парней он стопудово пойдет как заказчик и получит много больше, чем ты. До суда будете комфортно жить в одиночках в изоляторе на Захарьевской. Не доводилось бывать? Нет? Три звезды, не меньше!.. Так вот: это вариант номер раз. Но если мы с тобой не договариваемся, то в действие мгновенно вступает вариант номер два. А именно: мы закроем тебя прямиком в «Кресты». А вскоре до местных сидельцев дойдет информация о том, что крутой пацан Дима-Богомол, он же Танкист, мало того, что сдал своего подельника, так еще и обосрался от страха перед ментами. Представляешь, сколь страшная смена имиджа ожидает тебя в этом случае?

— Что тебе нужно? — полушепотом, обреченно спросил Танкист. И когда Толян вкратце разъяснил, что именно ему предлагается сделать, он устало запрокинул голову назад, зажмурился, и с усилием выдавил: — Я согласен. Банкуй, мент, твоя взяла… Только браслеты все-таки растегни, больно… Куда я теперь денусь, в таком-то виде?…

Церемония венчания супружеской четы Габузовых продолжалась третий час. Даже самые истовые верующие уже слушали священника в пол-уха, поскольку ноги от столь длительного стояния давно начали подкашиваться, а духота внутри святого помещения становилась просто невыносимой. При этом любые попытки открыть двери храма, не говоря уже о том, чтобы выйти на улицу, решительно пресекались бдительным Шареном и пришедшим ему на помощь Матосом, которого адвокат посвятил во все обстоятельства проблемы. Для преодоления неминуемого языкового барьера мсье Шарену требовался надежный соратник, коего он без труда нашел в лице отца невесты.

Но вот, наконец, тяжелая храмовая дверь легонько скрипнула и в образовавшемся проеме нарисовалась фигура русского полицейского. Адвокат посмотрел на него с плохо скрываемой тревогой, но в ответ лицо полицейского расплылось в довольной улыбке, а два пальца правой руки вскинулись в победной «виктории». Шарен и Матос облегченно выдохнули и синхронным жестом смахнули пот со лба.

— Матос Иванович, мне бы Серегу с Самсут Матосовной на минутку сюда высвистать, а? — шепотом попросил Толян.

— Как вы себе это представляете? — также шепотом спросил Матос. — Это же церемония, обряд! В конце концов, таинство!

— Очень нужно! Ровно одна минута, не больше. Тем более что батюшка в курсе, он поймет.

— Ну, хорошо. Я попробую, — пожал плечами Матос и нырнул внутрь, растворившись в толпе гостей и прихожан.

Через какое-то время, щурясь от дневного солнца, из храма вышли крайне удивленные уже супруги Габузовы. Толян шустро прикрыл за ними дверь, и громко скомандовал:

— Андрюха, «запускай Берлагу!» 34

После этих странных слов из припаркованной во дворике «копейки» вылез… Танкист и медленно направился в их сторону.