И это после пяти часов непрерывных радиозапросов. Уныние и безнадежность тяжело нависли над кают-компанией, все понимали, что с каждой секундой у сотрудников станции «Зебра» остается все меньше и меньше шансов сохранить свою жизнь.
Никто не торопился с едой, да и незачем было торопиться, но один за другим они поднимались и уходили: доктор Бенеон принимать больных, молодой торпедист лейтенант Миллс наблюдать за работой своих подчиненных, которые вот уже два дня по двенадцать часов без перерыва копались в торпедах, отыскивая неполадки, третий помощник подменить стоящего на вахте Хансена, а трое других – по койкам. Остались сидеть только Свенсон, Рейберн и я.
Свенсон, по-моему, так и не прилег за всю ночь, но взгляд у него был ясный и выглядел он так, будто безмятежно проспал не меньше восьми часов. Стюард Генри как раз принес ещё один кофейник, когда в коридоре вдруг послышался топот бегущего человека и в кают-компанию ворвался запыхавшийся старшина рулевых. Если он не сорвал дверь с петель, то лишь благодаря тому, что «Электрик Боут Компани» устанавливает дверные петли на субмаринах с солидным запасом прочности.
– Мы их поймали! – с ходу закричал он, а потом, спохватившись, что матросу полагается соблюдать субординацию, уже тише продолжал: – Мы их раскопали, капитан, мы их раскопали!
– Что? – никогда бы не подумал, что Свенсон, этот толстячок и увалень, сумеет так быстро вскочить с кресла.
– Мы установили радиоконтакт с дрейфующей станцией «Зебра», уже вполне официально доложил Эллис.
Резко сорвавшись с места и опередив нас с Рейберном, Свенсон ворвался в радиорубку. На вахте сидели два оператора, оба низко согнулись над рациями, один чуть не уткнулся лбом в шкалу настройки, другой склонил голову набок, словно это помогало отключиться от внешнего мира и сосредоточиться на малейшем шорохе, долетавшем из плотно прижатых наушников. Один из радистов что-то машинально чертил в журнале записи радиограмм. DSY, писал он, повторяя снова и снова: DSY, DSY. Позывной станции «Зебра». Уголком глаза он заметил Свенсона и прекратил писать.
– Мы поймали их, капитан, это точно. Сигнал очень слабый и с перебоями, но…
– Плевать, какой там сигнал! – Рейберн прервал радиста, даже не спросив разрешения у Свенсона. Он тщетно пытался скрыть волнение и более чем когда-либо напоминал отлынивающего от занятий студента.
– Пеленг! Вы взяли пеленг? Вот это главное! Второй оператор развернулся вместе с креслом, и я узнал своего давнишнего «телохранителя» Забринского.
Он понимающе уставился на Рейберна.
– Ну, конечно, мы взяли пеленг, лейтенант. Это уж первым делом. Как там ни крути, а получается ноль-сорок пять. Стало быть, северо-восток.
– Спасибо за разъяснение, Забринский, – сухо заметил Свенсон. Ноль-сорок пять – это северо-восток. Нам со штурманом полагается это знать… Координаты?
Забринский пожал плечами и повернулся к своему коллеге, краснолицему мужчине с чисто выбритым затылком и гладкой, блестящей плешью во все темя. – Что скажешь, Керли?
– Ничего. Практически ничего. – Керли поднял глаза на Свенсона. – Я двадцать раз запрашивал их координаты. Никакого толку. Их радист знай себе посылает позывной. Боюсь, он вообще нас не слышит, он даже не знает, что мы его слышим, он просто шлет и шлет свой позывной. Может, не знает, как переключиться на прием.
– Такого не может быть, – возразил Свенсон.
– С этим парнем все может быть, – сказал Забринский. – Сначала мы с Керли думали, что это сигнал такой слабый, потом решили, что радист слабый или больной, и наконец сообразили, что это просто какой-то самоучка.
– И как же вы это поняли? – спросил Свенсон. |