С облегчением и полностью расслабившись, вся компания приступила к кофе. Потом мужчины ненадолго удалились, и по их довольному виду стало понятно, что Грем успокоил свои родительские чувства, разумно распорядившись фондами, а Тиму не пришлось прибегать к шантажу, чего он немного боялся. Мы разошлись в разные стороны. Тимоти выглядел совершенно по-новому — свободным.

«В конце концов, — сказал он, — он имеет полное право жить собственной жизнью. Людей нельзя удерживать всегда, приходится их отпускать».

«Конечно», — согласилась я.

4

Мы въехали в деревню Оберхаузен около пяти на следующий день. Поскольку со мной был Тимоти, я передумала ехать на поезде в Брюк или Грац и наняла машину. Было воскресенье, и я сомневалась, что это возможно. Но в Вене, как оказалось, можно организовать что угодно практически в любое время, особенно при любезной помощи портье отеля на Стефанплац. Поэтому мы покинули Вену в стареньком фольксвагене незадолго до полудня при восхитительно жидком воскресном движении. Я сидела за рулем, а Тим с картой на коленях очень эффективно провел меня по Тристер штрассе, мимо кладбища автомашин на дорогу Вена — Нейштадт. Со скучной равнины мы перебрались в живописные места с лесами, золотыми полями, серебряными потоками, холмами и замками. Пастораль, ничего готического. Пообедали в Семмеринге на высоте четырех тысяч футов. Зимой там всегда солнце, а воздух настолько чист, что аппетит вырывается за все разумные пределы. Поехали дальше в три и за несколько километров до Брюка оставили основную дорогу и сопровождающую ее реку и повернули в долину ее притока. Я уже устала, и за руль сел Тимоти, который оказался хорошим водителем.

Первое, что мы увидели в Оберхаузене — объявление на дереве «Цирк Вагнера». Справа от дороги стоял и сам цирк — пестрое сборище тентов, вагонов и фургонов вокруг большого шатра. Но первым делом мы решили найти гостиницу. На узкой деревенской немощеной улице для пешеходов предназначались два фута пыли по краям, поэтому люди безусловно заполняли мостовую, с великолепной небрежностью гуляя среди машин. Как и в большинстве австрийских деревень, звуковые сигналы запрещены, мы ехали очень медленно.

Скоро мы выехали на площадь со старинным колодцем и скамейками под деревьями. Дорога раздваивалась, сбходя церковь с веселой золотой луковицей наверху. Мы остановились, чтобы узнать дорогу. С середины улицы три жизнерадостных женщины с полудюжиной детишек, путающихся в их юбках, ответили нам одновременно, дико жестикулируя. Дети оцепенели от нашего акцента и молча уставились на нас круглыми голубыми глазами. Оказалось, что нам надо ехать направо. Тим щебетал как птичка от обилия впечатлений, но я внезапно потеряла способность к восприятию.

Я увидела блондинку Льюиса. В жизни она оказалась еще красивее. В белой блузке с цветастой юбкой и фартуком и аккуратно причесанная, она выглядела лет на восемнадцать. У колодца она поговорила с пожилой женщиной в черном, улыбнулась и направилась прямо к нашей машине.

Я сказала мягко: «Тим, втяни голову и закрой окно. Быстро. — Он немедленно подчинился. — Вот ту хорошенькую девушку я видела в новостях. Не глазей на нее, только запомни».

Она прошла мимо нас вниз по улице в сторону цирка. Тим сначала следил за ней в зеркало, потом выскользнул из машины и пошел осуществлять мечту своего детства — пробовать себя в качестве Джеймса Бонда или, скорее, Арчи Гудвина — это его любимый детектив, ассистент Неро Вулфа, привлекательный, эффективный и с женщинами — чистый дьявол. Скоро они исчезли из виду.

Я откинулась назад, но не расслабилась. Когда я видела Льюиса с девушкой на экране в отблесках безобразной трагедии, это было как сон. Все казалось настолько далеким от реальности, что даже мое собственное путешествие в Австрию казалось сном, тем более что страна выглядит неестественно красивенькой.